Принимая решение о доверии незнакомому человеку, мы опираемся на предыдущий опыт
Группа американских исследователей показала, что степень нашего доверия по отношению к человеку, которого мы видим впервые, во многом опирается на наш предшествующий опыт. Так, на основании визуального сходства между этим новым человеком и людьми, которых мы знаем достаточно хорошо, чтобы судить об их честности, наш мозг приписывает незнакомцу свойства этих людей. Получается, что внешнее сходство с нечестным человеком может сыграть с вами злую шутку и вызвать к вам неоправданное недоверие.
Исследователи устроили испытуемым «игру на доверие», показавшую себя эффективной во многих исследованиях ранее (см. Доверчивость и благодарность — наследственные признаки, «Элементы», 07.03.2008). Всех участников перед игрой фотографировали на белом фоне, затем одних из них назначили «доверяющими», а других «благодарящими» (на самом деле никаких «благодарящих» не было — в их роли выступали искусственно созданные усредненные изображения мужского европейского лица 18–24 лет, которые проверили на большой выборке на степень привлекательности и на то, производят ли они впечатление честности: все они были нейтральны по этим признакам). Суть игры для «доверяющего» состояла в том, что изначально выданную ему сумму денег (10$) он мог по своему усмотрению частично или полностью доверить или не доверить своему партнёру по игре («благодарящему»), чью фотографию ему показывали на экране. Доверенная сумма (скажем, все 10 долларов) у «благодарящего» учетверялась (то есть ему исследователи выдавали 40 долларов). Дальше «благодарящий» мог либо честно отдать половину, то есть 20 долларов, «доверяющему», либо схитрить и оставить все деньги себе (рис. 1). Сумму, оставшуюся к концу игры, участникам действительно отдавали. Таким образом, перед «доверяющими» стояла нетривиальная задача — понять, насколько они доверяют или нет своему случайному партнёру, о котором им ничего не известно, кроме внешности (по единственной фотографии лица).
После игры «доверяющим» предлагали выступить в роли «благодарящих», и если они соглашались, то с ними обещали связаться в ближайшие дни, когда возникнет надобность. Но с ними никто так и не связывался, потому что в игре вообще не было никаких «благодарящих», их роль выполняла программа, выставленная на определенный уровень «честности». Просто исследователи сделали всё возможное, чтобы испытуемые, выступающие всегда в роли «доверяющих», не узнали о том, что играют с поддельным партнёром. И действительно, опросники показывают, что из 91 участника эксперимента засомневались в реальности «благодарящих» лишь пятеро; их результаты не использовались в исследовании.
Эксперимент состоял из двух этапов. На первом испытуемые некоторое время играли с тремя (искусственными) партнёрами разной внешности. При этом один из партнёров был почти всегда честен и отдавал половину денег в 93% случаев, другой был нейтрален и делился в 60% случаев, третий вел себя в основном нечестно и возвращал деньги лишь в 7% случаев. Какому из трёх лиц приписывалось честное или нечестное поведение, решалось случайным образом для каждого из «доверяющих», один из вариантов распределения честности проиллюстрирован на рисунке 1А.
В течение этого этапа испытуемые быстро обнаруживали, кому стоит доверять, а кому нет. В каждом следующем раунде игры они всё менее склонны были доверить деньги нечестному партнёру и всё больше денег доверяли честному (рис. 2).
Рис. 2. Первый этап эксперимента: испытуемые учатся не доверять нечестному партнёру (красная линия) и доверять честному (зелёная). По оси х номер раунда игры, по оси у — среднее количество денег, доверенных испытуемыми тому или иному партнёру, черный график — нейтральный партнёр. Иллюстрация из дополнительных материалов к обсуждаемой статье в PNAS
На втором этапе эксперимента этим же испытуемым предлагали новых партнёров. Им предоставляли выбор: либо играть с человеком, чью фотографию им показывали, либо поискать другого партнёра (на рис. 3 — силуэт со знаком вопроса). Все лица на этом этапе были для испытуемых новыми и, по их отзывам, воспринимались как разные люди, не имеющие никакого отношения к трем партнёрам из первого этапа. Но на самом деле представляемые им фотографии были получены с помощью морфинга из изображений тех трех партнёров и новых, не знакомых «доверяющим», лиц. Каждый морф (одно фото из такой последовательности фотографий) состоял на сколько-то процентов из черт совершенно нового лица и на сколько-то из черт либо честного, либо нейтрального, либо нечестного партнёра из первого этапа. Было сгенерировано по шесть морфов каждого из трех изначальных лиц (рис. 3). Степень похожести на одного из трех партнёров первого этапа изменялась с шагом в 11% (так, что они имели от 23 до 78% общих черт). Чтобы не вызвать подозрений из-за излишнего сходства некоторых из предлагаемых партнёров, ни одному из испытуемых не предлагали играть с двумя соседними морфами одного лица.
Рис. 3. Второй этап эксперимента. C — схема игры и линейка морфов нечестного (для данного случая) партнёра. D — зависимость частоты согласия играть с тем или иным новым партнёром от степени его схожести с честным (зелёный график), нейтральным (черный) и нечестным (красный) партнёром из первого этапа эксперимента. *** — значимость различий на уровне P < 0,001. Иллюстрация из обсуждаемой статьи в PNAS
Частота принятия решения играть, то есть доверять новому незнакомому партнёру, оказалась в прямой зависимости от степени его сходства с людьми, чья репутация уже известна (в данном случае, с партнёрами из первого этапа). Люди меньше доверяли тому, кто был похож на партнёра, показавшего себя нечестным, и больше тому, кто был похож на честного. При этом значимые различия между морфами нечестного и нейтрального партнёров начинались с меньшей схожести (с 56% сходства), чем между морфами честного и нейтрального партнёров (с 67%). То есть сходство с нечестным игроком быстрее приводило к предвзятости, чем сходство с честным.
Исследователи также проанализировали активность разных участков мозга во время принятия решения играть / не играть на втором этапе эксперимента. Они делали функциональную магнитно-резонансную томографию мозга (фМРТ) во время предъявления «доверяющему» фотографии для выбора партнёра и оценивали изменение активности тех или иных участков его мозга по BOLD (blood-oxigen-level-dependent) активации.
Обнаружилось, что с ростом визуального сходства нового партнёра с нечестным партнёром из прошлой игры значительно повышается активность в области миндалевидного тела, задействованного в формировании большинства наших эмоций, а также в определении сходства между объектами (рис. 4). С ростом похожести нового образа на известный честный образ повышается активность дорсолатеральной префронтальной коры (dmPFC), участвующей в процессах принятия решения и социальном поведении.
Рис. 4. A — активность миндалевидного тела (Amygdala) в зависимости от сходства морфа с нечестным партнёром из первого этапа; B — активность дорсолатеральной префронтальной коры (dmPFC) в зависимости от сходства с честным партнёром. Иллюстрация из обсуждаемой статьи в PNAS
Помимо этого исследователи сверили характер и локализацию активности разных участков мозга на втором этапе эксперимента с их активность на первом этапе (рис. 5). Оказалось, что по мере научения испытуемого не доверять нечестному партнеру активировался тот же участок мозга и тем же образом, что и потом при предъявлении им фотографии лишь смутно походящей (с точки зрения самого испытуемого — не похожей) на фотографию нечестного игрока. Это был участок вентромедиальной префронтальной коры (vmPFC), принимающей участие в оценке риска и различных вопросах морали (см. Люди склонны ожидать друг от друга великодушных поступков, «Элементы», 28.02.2017). Аналогичный результат был получен и для обучения доверять честному партнеру, сходные паттерны активации обнаружились в связанном с обучением хвостатом ядре (caudate).
Рис. 5. Полный анализ сходства активации различных участков мозга на первом и втором этапах эксперимента. A — результаты второго этапа, в течение которого проводилась фМРТ. Обозначения те же, что и на предыдущих картинках; ns — не значимо. B — характер активации участков мозга при решении доверять незнакомому партнёру, похожему на честного (хвостатое ядро, Caudate) и при решении не доверять незнакомцу, похожему на нечестного игрока (вентромедиальная префронтальная кора, vmPFC). Иллюстрация из обсуждаемой статьи в PNAS
По результатам данного исследования стало известно, что в таком сложном вопросе, как доверять или нет незнакомому человеку, мы опираемся на наш предыдущий опыт. При этом наблюдается некоторая асимметрия: негативный опыт учит лучше, чем позитивный. Поэтому достаточно быть относительно слабо похожим на нечестного человека, чтобы к вам отнеслись предвзято с недоверием, обратный же эффект (предвзятое доверие) требует уже большего сходства с честным человеком. Так что для нас важна не только наша репутация, но и репутация людей, на которых мы похожи, — ведь их поступки и наша внешность вызывают сходные изменения активации мозга у окружающих нас людей.
Источник: Oriel FeldmanHall, Joseph E. Dunsmoor, Alexa Tompary, Lindsay E. Hunter, Alexander Todorov and Elizabeth A. Phelps. Stimulus generalization as a mechanism for learning to trust // Proceedings of the National Academy of Sciences. Published online January 29, 2018. P. E1690–E1697.
Алёна Сухопутова
-
Это больше похоже на неизбежный "глюк" ассоциативного обучения. Мозг просто не может по-другому работать. Негативный опыт ассоциируется с определенным стимулом. После этого похожие стимулы автоматически активируют воспоминание о негативном опыте. Активация этих воспоминаний подавляет желание взаимодействовать с объектом. Больше ничего. Это должно и у мышей так же работать. И не только с лицами, но и со звонками и лампочками.
-
>>Мозг просто не может по-другому работать<<
У мышей - скорее всего, да. Но человек, в принципе, может вовлечь в анализ гораздо больше информации, и данные корреляции (с прошлым опытом) будут (были бы) размыты. Фишка, видимо, в том, что такой вот "инерциальный прогноз" является наиболее экономичным (в смысле "мыслетоплива") и потому часто предпочитается даже у людей. Т.е. по-другому он работать может, но лень. Мыслетоплива жаль.-
-
Не иногда, а очень часто. Что, впрочем, подтверждает тезис о том, что базовые закономерности обработки информации одинаковы что для мозга, что для компьютера: чем больше информации вовлекается в принятие решения, тем дольше она обрабатывается, и тем больше энергии (в случае мозга - "мыслетоплива") на это требуется. И эту энергию все хотят сэкономить, в т.ч. за счёт принятия поверхностных решений (типа: блестит - значит золото. Хотя это всего-лишь свежее дерьмо).
-
-
-
-
И то и то. Это похоже также на эффект известный как "зелёная борода". Игрок будет более охотно сотрудничать с теми, кто похож на него внешне. Впрочем, у нейросетей всё всегда так. Они же не просчитывают, а соображают - т.е. накладывают образы на воспоминания и оценивают соответствие насколько совпало. В этом плане полагаю что если есть маршруты 1023 и маршрут 1032, числа тоторых похожи внешне, то их легко перепутать, вот тут да, "глюк".
-
Абсолютно согласен. Тоже не вижу большого принципиального отличия от экспериментов с выработкой условных рефлексов.
Уверен, что результаты были бы почти такими же, если бы вместо фотографий использовали изображения, например, супергероев из комиксов, где степень родства определялась бы совпадением цветовой гаммы костюма. Или изображения животных, где вместо степени "морфинга" использовали бы близость по эволюционному дереву (внешнюю схожесть в первую очередь). Допустим, в первом раунде лягушка почти никогда не будет "благодарной", и выработается негативный опыт. И на следующем этапе эксперимента, когда появится изображение, например, какого-нибудь зелененького тритончика, визуально весьма похожего на предыдущее земновозное (для неспециалиста, конечно же), то оно запустит свежесложившуюся цепь нейронных связей и даст на выходе эмоцию связанную со "скупостью" предыдущего персонажа. Естественно, эта реакция на зеленый скользкий стимул повлияет на принятие решения во втором этапе. -
Уважаемый профессор "словил глюк" ассоциативного обучения советской традиции 80-х гг. "стимул-реакция" Спенсера-Павлова? --Простительно. В этой методологии и проведён этот эксперимент. Но... 1) Как быть с психогенетикой (отображение работы генов в чертах лица, мимике); механическими натяжениями, наряду с генами, при морфогенезе в традиции Белоусова; и, вообще, всем этим "ламаркизмом" Э.Бауэра, Р.Тома, А.Хазена, А.Шаталкина? Нет целостности. 2) Пародокс (не)транзитивности Кондорсе не учтён: по "честным" глазам, например, сходство будет в сторону доверия, а по губным складкам (поджатые губы) -- недоверия. 3) Разный стат. вес саккадических и обрисных движений вокруг глаз, носо-губных складок... 4) И, если учитывать только обучение нейронных сетей, то росс. программистами создан алгоритм ухода от распознавания лиц путём нанесения контрастной окраски (кружочков и прямоугольников) на характеристические участки лица; и уже, кажется, запрещены законом. -- Это могло послужить отрицательным контролем в рассм. работе. А если ближе к природе, то 5) в ракурсе "генотип/фенотип" всех этих сочетаний черт лица и вариантов морфов может и не быть, никогда не было, и не успеть реализоваться при жизни H.sp.sp. как вида. И градации у реализовавшихся морфов могут быть не настолько близкими, чтобы видеть сходство-различие. А у действительно похожих могут быть разные причины схожести: конвергенция-дивергенция, эфф. Болдуина, гомология-аналогия. Вы же сами, профессор, этому учите. Методология логики неразличимости хорошо поставлена, напр., у М.Поспелова (на примере ультраинтуиционистской т. множеств Есенина-Вольпина -- к слову, сына "озорного гуляфки" из с.Константиновского). И уж если и выше подняться в экзальтации обобщений и спекуляций, то проблема узнавания является частью проблемы "синтеза души и тела" (М.Мамардашвили), спора Дж.Сёрля и Д.Деннета о "психологических свойствах", каково это быть другим (Негель -- "летучей мышью"), приписывать другому психол. кач-ва (если есть для этого морфол. субстрат мозга по В.Савельеву), рефлексии о рефлексии ("я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она...") -- математика вложенности аделей А.Хренникова применительно к психике. И... , о боже, совсем уж полумистических понятий: реализации хроник Акаши в модели времениподобного (тахионного) кристалла Ф.Вильчека (Ноб.пр. за раб. по кв.хрмдин-ке), так беспардонного высмеянного "гуру биоинформатики" М.Гельфандом и всей мишпухой лжеборьбы со лженаукой. Нужно различать (опять же логика неразличимости) энионы концепта омникативности -- с фантазиями Л.Монтанье и Муллиса. И (тривиальное): -- Из того, что "вы сегодня проснулись" вообще ничего не следует: ни того, что именно Вы проснулись: ложная память и припоминание по Платону; ни "сегодня" -- в кв. гравитации "раньше-позже" неупорядочены. И есть разные "одновременные"
"Позже" с пришпиленным своим пространством-временем. Ни "проснулись" -- буддистская Майя и перезаписываение- декогеренция в кв. измерении Д.Цее и В.Зурека. И всё это я веду к тому, что "на свете столько истин, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам!" И плюсы агностицизма и солипсизма в том, что "Всё ещё возможно; что ничего ещё не следует из того, что дела обстоят именно так, а не иначе" (М.Мамардашвили "Картезианские размышления") "Теория, мой друг, -- скучна, сера. Но вечно древо жизни зеленеет!" И никакими детерминистскими увязываниями пресловутые британские учёные не уложат в своё прокрустово ложе панглобализма пробивающийся росток живого знания! Пафосно?! -- Но всё же: индукция не выводится из дедуктивного умозаключения; и парадокс самореферентности "Я -- лжец!" не разрешается теорией типов расиста-мизантропа Б.Рассела. И не существует (в сильном смысле) непрерывности континуума счётных чисел при переходе от конечных множеств к бесконечным (континуум-гипотеза Г.Кантора недоказуема) из-за аксиомы/теоремы выбора Коэна. И три теоремы о неполноте формальной логики Гёделя, и даже социолог Гарфинкль о непознаваемости социального --сюда же. Во всём нужно сомневаться: и единственное, в чём я не могу сомневаться -- в себе, сомневающемся в своём сомнении. "Ego cogito ergo sum."
И что возможен "Мир как воля и представление" А.Шопенгауэра, пусть скверно кем-то когда-то и понятый. И что есть свобода, кто бы как её ни понимал! А этот эксперимент -- как "бедный слепок с бледных лиц фрейшпиц разыгрывающих учениц". И матем. основы распознавания образов (алгебр. геом.) всё ещё в процессе разработки: А.Гротендик показал возможность существов-я, В.Воеводский доказал возможность существов-я такой математики (т. Мотивов). (Но Воеводский разработал ещё теорию "случайности неслучайности".) И это всё бесприменительно к физической их реализации. Математик понапридумано много, и фонтанирующих и фантазирующих математиков --тоже. Не все они реализуются "в" и применимы "к" реальному миру. Т. тензоров лет 50 пылилась, пока не была востребована Эйнштейном, и то -- с подачи М.Грассмана. Г.Перельман не только доказал гип. Пуанкаре, но и нашёл реализацию её всеми возможными способами (восемью). А в реальной Вселенной "натягивание" трёхмерной границы на четырёхмерное многообразие осуществилось уникально единственным способом. Вопрос теперь к физикам -- почему? И могут ли др. Вселенные натягиваться другими (из восьми) способами? А вы говорите "корреляции Стьюдента и критерии Фишера". Статистика -- рамочная математика, нечто вроде улавливателя цели, которую ещё нужно уточнить, и вскрыть "механизм" движения точки на радарном дисплее. И референтом какого объекта является эта точка на мониторе?А может, это дефект дисплея!? И совсем из ненаучного: как представить "выпивание жизни, дурного глаза" портретиста (И.Репин), и, наоборот, придание "жизненных сил; целостности, цельности образу; исцеления" портретируемого иными художниками? Статистикой это не ловится. Но и в советской биологии Шень разрабатывал категорию уникальности. Маловероятно, что стопки дисков в палочках сетчатки (хоть они и когерентны) обратно испускали бы лазерно усиливающиеся фотоны. Но тогда это были бы неспецифически прожигающие фотоны. А нужны как-то голографически организованные, специфически взаимодействующие с разными элементами прообраза портретируемого, фотоны. Психиатр из Днепропетровска Геннадий Де...(не помню) в 1985г. приделал к водолазной маске фотоаппарат, надевал её на психбольных во время зрит. галлюцинаций, и фотографировал. Голографически-размытые образы на плёнке совпадали по содержанию с вербальными отчётами больных. Ведь доказали же в волосковых клетках увеличение чувствительности слуха за счёт флексоэлекричества (обратного упругого преобразования, локальной обратной связи для улучшения прохождения сигнала, хоть и в прямом направлении, "туда", к коленчатому телу; а не обратно: от улитки к наружному уху -- тогда можно было бы разговаривать ушами (шутка), если к уху приделать голосовые связки). Правда, слуховые галлюцинации, более типичные, чем зрительные, формируются в первичной слуховой коре в височных долях. При шизофрении при постоянной пониженной частоте в них, повышаетсяя их же чувствительность. И, как ненатянутая струна, она отзывается на самые слабые стимулы, в т.ч. и на спонтанно возникающие самовозбуждающиеся паттерны активности самой себя. И, чтобы сохранить иллюзию управляемости, мозг присваивает этим стохастическим "бурям" произвольные значения:: чаще -- антропоморфные голоса императивного характера. Подробнее -- см. влог Coper Kattle. Или израильтяне, тоже для прохождения "туда" сигнала, в протезе сетчатки от цифровой камеры к ганглиозных клеткам мастерят не электрический адаптер, а голографический (правда в гангл. кл. надо ещё таргетировать каналородопсины). Почему нельзя раскрутить сигнал вспять? И убивать воробьёв взглядом, как кот- баюн? Ведь и митохондрии до симбиоза использовали град. H+ для антипорта. А будущие эукариоты заставили их крутить АТФ-синтазу. Но эти механизмы маловероятны, хотя и возможны. Портрет, скорее всего, некий гомоморфизм, проходящий через зрительную кору, и возвращающийся через руку художника снова изоморфизмом, ложащимся на холст. Ну а физика всего этого -- некая форма квантового клонирования. Ведь по кв. механике клонировать тело нельзя, можно только душу. И в процессе -- утечка энергии и изменение информационного паттерна всего образа портретируемого. Как-то так...
-
Было бы логично тогда уж доверять или не доверять всем незнакомцам в равной степени. Мы же реально не имеем существенной информации что же за человек на фото. Но вот тут в статье показано, что мозг считает информацию о внешности достаточной, чтобы как-то судить и как-то выстраивать стратегию, даже если на фото незнакомый нам человек который лишь отдалённо похож на знакомого.
-
Полагаю, на этом теперь можно выстроить ценную политтехнологию скрытой антирекламы. Берём лицо политика - конкурента, морфим его чтобы не было сразу видно кто есть кто и компьютерными методами "натягиваем" это лицо на модель подлеца в кино. Или методами грима переносим ряд отдельных черт, но чтобы не было узнаваемости. Это должно сформировать скрытое чувство недоверия.
-
Думаю, не всё так просто, именно поэтому данный эксперимент сбивает с толку. Человек - очень "нелинейный" механизм. Да, лицо политика может понравиться похожестью на доброго героя из фильма. Но даже одно слово этого политика может всё перевернуть.
Хотя подобными технологиями политики пользовались издавна. Посмотрите пропагандистские плакаты, скажем, Маяковского, где он бессовестно изображал капиталистов уродами, а рабочих - красавцами. То же делали нацисты, изображая евреев на своих пропагандистских плакатах. Так что визуальный образ, и правда, много значит.
-
-
Ничего нового. Можно без морфинга обойтись, как оно обычно и бывает. Абсолютно любые вещи, черты характера, привычки, акцент, слово-паразит и т.п., которые хорошо ассоциируются с человеком, которого нужно очернить, используются в любой негативной ситуации - шуточные ролики в ютьюбе, новости о какой-то акции протеста, что угодно. Главное, чтобы там хорошо просматривался предмет устойчивой ассоциации, а сама негативная ситуация эффективно вызывала негативные эмоции.
И морфинг для этого никакой не нужен, и специально снимать кино с подлецами тоже излишне. Все уже давно придумано и используется, это старо как мир.
-
Последние новости
Рис. 1. Схема первого этапа эксперимента. A — три партнёра: честный, нейтральный и нечестный (93, 60 и 7% случаев возврата денег соответственно); «доверяющий» (Investor), обладая 10$, в каждом раунде игры решал либо оставить все деньги себе и не рисковать, либо какую-то часть от своей суммы передать партнёру (на рисунке — всю сумму сразу). У партнёра сумма учетверялась, и если он поступал нечестно и оставлял все деньги себе (Defect), то «доверяющий» терял все доверенные деньги, а если партнёр честно отдавал половину выручки (Reciprocate), то оба получали удвоенную сумму (по сравнению с начальной). B — за первый этап игры самую большую часть денег испытуемые доверили честному партнёру (показано зеленым), а самую маленькую — нечестному (показано красным); нейтральный партнёр (черный) получал промежуточный уровень доверия. *** — значимость различий на уровне P < 0,001 (см. P-значение). Иллюстрация из обсуждаемой статьи в PNAS