Клюнет или поцелует?

В чём разница в значении между ударит и сломает?

Обратите внимание на гласный а.

В форме 3 л. ед. ч. настоящего времени все данные в задаче глаголы начинаются на je- (на самом деле за этой последовательностью звуков в разных глаголах скрываются разные морфемы, но для решения задачи это неважно). В форме будущего времени, во-первых, всегда есть суффикс -šʼt, который, собственно, и обозначает будущее время, а начальное je- у одних глаголов сохраняется (например, ударит), а у других заменяется на ə- (например, задушит). От чего зависит выбор? Нетрудно убедиться, что первый слог формы будущего времени никак не зависит от фонетического состава того, что следует за ним, — ни от начального согласного корня, ни от количества слогов в нём и т. п. Видимо, тип спряжения глагола в будущем времени как-то связан со значением; чтобы убедиться в этом, выпишем в два столбика переводы глаголов:

Можно заметить, что глаголы в двух столбиках и вправду отличаются по значению. Глаголы из первого столбика обозначают действия, объект которых в результате их никак существенно не меняется, даже если испытывает определённое воздействие. Напротив, глаголы из второго столбика обозначают действия, в результате которых объект меняется самым существенным образом, а именно, создаётся или уничтожается.

Это, однако, ещё не всё. Необходимо обратить внимание на то, что при переходе от настоящего времени к будущему (и обратно) меняется не только первый слог, но и гласные в корне. Действительно, если в форме настоящего времени был гласный а, то в форме будущего времени он переходит в гласный е. А как быть с обратным переходом? Ведь нас просят построить две формы настоящего времени по формам будущего. Внимательно посмотрев на формы настоящего времени с гласным а, можно обнаружить, что он встречается, во-первых, только в предпоследнем слоге корня и, во-вторых, не в любом, а лишь в таком, за которым следует слог с гласным е. В таком случае, для того, чтобы образовать форму настоящего времени, нужно от формы будущего времени отбросить суффикс -šʼt, заменить ə- на je- и посмотреть на два последних слога корня (важно, что начальное je- при этом не учитывается, ведь гласный e в нём никогда не меняется на а) — если в них обоих есть гласный е, то первый из них надо заменить на а (это явление в лингвистике называется диссимиляцией).

Теперь можно выполнить задание:

Проиллюстрированное в задаче явление, а именно, определённая связь спряжения глагола с его значением, занимает в грамматической системе адыгейского языка довольно важное место. Для того чтобы понять это, придётся сначала узнать кое-что об основах адыгейской грамматики.

Как и другие языки абхазо-адыгской (западнокавказской) языковой семьи, куда входят также абхазский, абазинский, кабардино-черкесский и вымерший убыхский языки, адыгейский язык — полисинтетический. Это означает, что почти вся информация, которая в более привычных нам основных европейских языках выражается с помощью отдельных слов (местоимений, предлогов, союзов, вспомогательных и модальных глаголов, частиц и даже некоторых наречий), в этих языках выражается префиксами и суффиксами в составе глагола (более подробно об этом можно прочитать, например, в статье Ю. А. Ландера и Я. Г. Тестельца «Адыгейский язык» в энциклопедии The Oxford Handbook of Polysynthesis, см. DOI: 10.1093/oxfordhb/9780199683208.013.51). Из всего этого богатства нам, однако, нужна лишь небольшая, но, пожалуй, самая важная часть: выражение в глаголе участников обозначаемой им ситуации, или, как говорят лингвисты, актантов. Дело в том, что если в большинстве привычных нам языков, таких как русский, немецкий или, например, татарский, глагол согласуется лишь с одним актантом (подлежащим), то полисинтетические абхазо-адыгские языки допускают или даже требуют, чтобы глагол выражал информацию обо всех актантах, не только о подлежащем, но и о дополнениях, которых может быть несколько. Адыгейские глаголы, представленные в задаче, имеют по два актанта — того, кто выполняет действие, и того, на кого это действие направлено, — и, соответственно, могут согласовываться с обоими. Однако способ этого согласования у разных глаголов неодинаковый: различается спряжение переходных и непереходных глаголов.

Здесь необходимо сказать об эргативности (см. задачи Lupus homini amicus est и Австралийская вендетта) — ещё одном важном свойстве адыгейского языка, которое он разделяет почти со всеми кавказскими языками. Напомним, что эргативность состоит в том, что те или иные грамматические средства, например падеж или глагольное согласование, одинаково обращаются с подлежащим непереходного глагола и прямым дополнением переходного (это непривычное для нас грамматическое объединение принято называть абсолютивом), но отделяют от них подлежащее переходного глагола (эргатив). В адыгейском языке эргативность проявляется и в употреблении падежей (в задаче их нет, так что дальше речь о них идти не будет), и в согласовании глагола. Показателями лица и числа актантов в адыгейском языке в основном являются префиксы, располагающиеся в разных позициях перед основой. Ближе всего к основе из таких префиксов находится эргатив, а дальше всего — абсолютив, располагающийся в самом начале слова. При этом абсолютив третьего лица обозначается нулевым префиксом, так что в самом простом случае переходный глагол может иметь лишь один выраженный префикс, указывающий на его подлежащее. Именно это мы видим в формах будущего времени адыгейских глаголов создания и уничтожения из условия задачи — все они переходные и имеют перед основой префикс 3 л. ед. ч. эргатива ə-. Точно так же выглядят и формы прошедшего времени и целый ряд других. Формы же настоящего времени устроены чуть сложнее — в них между основой и префиксом подлежащего появляется так называемый «префикс динамичности» e-, а сам префикс подлежащего принимает форму j-.

А что же другие глаголы из задачи — те, которые в будущем времени начинаются с je-? Эти глаголы, в отличие от уже рассмотренных, грамматически непереходные, и у них актанты соотносятся с лично-числовыми показателями не так, как у переходных глаголов. Подлежащее непереходных глаголов выражается так же, как прямое дополнение переходных, — то есть префиксом абсолютива в крайней слева позиции в слове; впрочем, в формах 3 л. этого показателя всё равно не видно. А второй актант непереходных глаголов в адыгейском языке выражается как косвенное дополнение, подобно тому, как косвенным, а не прямым дополнением является второй актант таких русских глаголов, как помогать (кому-либо) или дотрагиваться (до чего-либо). Именно показателем 3 л. ед. ч. непрямого дополнения можно считать префикс je-, который мы видим во всех формах непереходных глаголов — и в будущем времени, и в настоящем.

Для того чтобы различие переходных и непереходных двухактантных глаголов в адыгейском языке стало ещё нагляднее, посмотрим на то, как выглядят их формы с актантами 1 и 2 лица. Показатели этих лиц в адыгейском содержат согласные s или z (для 1 л. ед. ч.) и w или p (для 2 л. ед. ч.). Формы переходных и непереходных глаголов в первую очередь различаются тем, в каком порядке следуют префиксы. На первом месте всегда абсолютив, но у переходных глаголов это прямое дополнение (то, на что направлено действие), а у непереходных — подлежащее (тот, кто совершает действие); ближе к корню располагается у переходных глаголов подлежащее-эргатив, а у непереходных — косвенное дополнение. Ср. следующие примеры:

wə-z-ʁexə-šʼt — 2ЕД.АБС-1ЕД.ЭРГ-глотать-БУД.ВР — ‘я тебя проглочу’

sə-we-ceqe-šʼt — 1ЕД.АБС-2ЕД.КОСВ-кусать-БУД.ВР — ‘я тебя укушу’

Рассмотрев грамматические особенности двух типов адыгейских глаголов, обратимся, наконец, к самому интересному вопросу — как деление двухактантных глаголов на переходные и непереходные связано с семантикой. Здесь следует ещё раз подчеркнуть, что противопоставление переходных и непереходных глаголов и любые более дробные подразделения (например, между глаголами, управляющими дательным падежом, глаголами, управляющими творительным падежом, и др.) зависят от устройства конкретного языка и в разных языках могут не совпадать. Например, в английском языке значительная часть глаголов с двумя актантами — переходные, в том числе и те, переводные эквиваленты которых в русском языке непереходны (ср. помогать кому-либо и help somebody и дотрагиваться до чего-либо и touch something). Тем не менее лингвистам удалось обнаружить некоторые закономерности (о них см. международный проект Valency Patterns in the World’s Languages). Главная из них состоит в том, что, каковы бы ни были в конкретном языке грамматические признаки переходных глаголов и содержащих их синтаксических конструкций (в русском языке это подлежащее в именительном падеже и прямое дополнение в винительном; в английском — дополнение без предлога; в адыгейском, среди прочего, абсолютивно-эргативный способ согласования глагола), в класс переходных точно попадут глаголы, обозначающие сильное, необратимое воздействие на объект, в частности — его уничтожение (разбить, съесть) или создание (написать, сшить). Напротив, глаголы, не обозначающие такого сильного воздействия, например глаголы касания (толкнуть, поцеловать), во многих языках, в частности в кавказских, оказываются непереходными.

В заключение отметим, что, разумеется, в задаче приведён лишь небольшой фрагмент адыгейской глагольной лексики, в котором семантическое противопоставление переходных и непереходных глаголов наиболее очевидно и может быть просто сформулировано. Помимо этого, к классу переходных в адыгейском языке относятся многие глаголы физического действия, предполагающие полный охват объекта (например, чистить, мыть, пахать) или его перемещение (например, вести, давать), но также и ряд глаголов, вообще с физическим действием не связанных, например говорить что-либо, знать и видеть. К классу же непереходных, помимо глаголов, обозначающих частичное воздействие на объект, относятся многие глаголы речи (просить, спрашивать, ругать), мысли (думать о чём-либо), восприятия (смотреть на что-либо) и некоторые другие (например, глагол ждать).

Задача использовалась на XLV Московской традиционной олимпиаде по лингвистике в 2015 году.