Вещая собака

Чего не хватает в отрицательных предложениях?

Начнём с того, что установим порядок слов и отождествим лексику. Сравнив предложения 1, 2 и 7, мы видим, что я — это nao; аналогичным образом, из предложений 3 и 8 видно, что ты — это ao. Сопоставив эту информацию с предложениями 4 и 6, убеждаемся, во-первых, что подлежащее стоит на первом месте, а дополнение — на предпоследнем, и, во-вторых, что в языке каки аэ нет различия между именительным и винительным падежами (nao в 1 — я, а в 8 — меня; ao в 8 — ты, а в 1 — тебя). Теперь легко отождествить оставшиеся местоимения: ofe — вы/вас (предложения 2, 6, 9), а nu’u из предложения 9 — мы. Остались лишь существительные, ни одно из которых не повторяется, однако из предложения 3 очевидно, что mono — это мальчик в позиции дополнения, из предложения 7 — что hau’ani — батат также в позиции дополнения, а из предложения 4 — что aru — это мужчина в позиции подлежащего. Значит, в предложении 5 evera (на первом месте) — собака, а mini (на предпоследнем месте) — птица. Также несложно заметить, что слово ore, стоящее в предложениях 7, 8 и 9 между подлежащим и дополнением, соответствует русской отрицательной частице не. Значит, в самом конце предложения находится глагол-сказуемое. Перед тем, как переходить к анализу последнего, изобразим информацию о порядке слов в виде следующей схемы:

подлежащее — (отрицание ero) — дополнение — сказуемое

Как это нередко бывает в самых разных языках, глагол в языке каки аэ — наиболее сложно устроенная часть речи. Если существительные и местоимения (по крайней мере, в данных в задаче предложениях) никак не меняются, то глаголы явно выступают в различных формах, состоящих из нескольких частей. Попробуем в них разобраться. Сравнив попарно предложения 1 и 3, 5 и 6, 2 и 8, 4 и 9, мы можем убедиться в том, что корень глагола стоит в словоформе на первом месте, и отождествить ряд корней: no’i- — спрашивать, mari- — ловить, u- — звать, hafu- — встречать. Далее, сравнив попарно предложения 4 и 5, мы видим, что суффикс -ha обозначает 3 л. ед. ч. подлежащего; аналогично, сравнив предложения 1 и 2 и рискуя запутаться в апострофах, мы понимаем, что -’ena — 1 л. ед. ч. подлежащего. Но что же тогда обозначают те части глагола, которые расположены между корнем и показателем лица-числа подлежащего? Обратим внимание на то, что в предложениях 1 и 4 эти части одинаковы (-’e-); единственное, что ещё есть общего у этих предложений, — это дополнение тебя. Предположим, что суффикс, непосредственно следующий за корнем глагола, обозначает лицо и число дополнения (-’e — 2 л. ед. ч.). Эту гипотезу подтверждают предложения 3 и 5, в которых мы видим суффикс -amu, выражающий 3 л. ед. ч. дополнения; заодно из предложения 3 выясняем, что 2 л. ед. ч. подлежащего обозначается суффиксом -he. Тот же суффикс -amu мы видим в предложении 7, что позволяет нам наконец понять, как выглядит корень глагола резать (asi-). Далее, сравнив предложения 2 и 9, выясняем, что -e (NB без гортанной смычки) выражает 2 л. мн. ч. дополнения, а из предложений 6 и 8 видим, что 1 л. ед. ч. дополнения обозначается суффиксом -ne, а 2 л. мн. ч. подлежащего — суффиксом -’ani.

Следуя этой логике на основе предложения 9, в котором подлежащим является местоимение 1 л. мн. ч. nu’u, можно предположить, что согласование с 1 л. мн. ч. выражается в глаголе суффиксом -ra. Не будем, однако, торопиться и обратим внимание на то, что тот же самый суффикс -ra выступает в конце глагольной формы и в предложениях 7 и 8. Тут мы сталкиваемся с удивительным обстоятельством: оказывается, что этот суффикс может использоваться в предложениях с подлежащими разных лиц (1-го и 2-го) и чисел (единственного и множественного). Более того, сравнив предложения 7 и 1, 8 и 3, мы убеждаемся в том, что суффикс -ra в предложениях 7 и 8 выступает вместо ожидаемого показателя согласования с подлежащим. Что же объединяет предложения 7, 8 и 9 и противопоставляет их остальным? Ответ очевиден: это отрицательные предложения. Значит, отрицание в языке каки аэ выражается с помощью двух показателей — уже известной нам частицы ore между подлежащим и дополнением, а также глагольного суффикса -ra, занимающего ту же позицию в словоформе, что показатель согласования с подлежащим.

Что же касается настоящего суффикса 1 л. мн. ч. подлежащего, его легко найти в задании 1, где в предложениях 10 и 11 подлежащим как раз является nu’u (мы), а глагол содержит суффикс -’enu.

Выпишем информацию о местоимениях и глагольных суффиксах лица-числа подлежащего и дополнения в таблицу:

Порядок показателей:

корень — согласование с дополнением — согласование с подлежащим/-ra

Теперь можно выполнить задания:

Задание 1

Задание 2

Задание 3

В первом предложении пропущено целых два слова, но восстановить их позволяет форма сказуемого u- ‘звать’, которое согласуется и с подлежащим (-he 2 л. ед. ч.), и с дополнением (-ne 1 л. ед. ч.):

Aonao unehe. — Ты зовёшь меня.

Во втором предложении мы видим существительное mini ‘птица’ в позиции дополнения, зато пропущено подлежащее и при этом это предложение отрицательное, т. е. сказуемое mari- ‘ловить’ с подлежащим как раз не согласуется. Из материала задачи следует, что в таких случаях подлежащее может быть любого лица и числа. Поскольку нам сказано, что пропущены именно местоимения, а местоимений 3 л. мы не видели, заполнить пропуск и перевести мы можем ровно четырьмя способами:

Nao/ao/nu’u/ofe ore mini mariamura. — Я/ты/мы/вы не ловлю/ловишь/ловим/ловите птицу.

Наиболее интересное явление из иллюстрируемых данной задачей — противопоставление утвердительных и отрицательных конструкций, которое в языке каки аэ коренным образом влияет на морфологию глагола и выражение в нём информации о членах предложения. Как мы видели, отрицание выражается в языке каки аэ с помощью частицы ore, обычно следующей за подлежащим, и при этом сказуемое вдобавок выступает в особой форме с суффиксом -ra, «вытесняющим» показатели согласования с подлежащим. Согласно описанию в грамматическом очерке Джона Клифтона, суффикс -ra сам по себе отрицательного значения не несёт и выражает так называемое ирреальное наклонение, использующееся, например, для обозначения действий в будущем. Более того, в формах будущего времени за суффиксом -ra могут следовать обычные показатели согласования с подлежащим. Тем не менее именно в отрицательных конструкциях эти суффиксы отсутствуют. Каким образом возникла подобная необычная ситуация, к сожалению, лингвисты могут только догадываться, учитывая как отсутствие у языка каки аэ очевидных родственных связей, так и довольно поверхностный уровень его описания (как сообщил автору задачи сам Дж. Клифтон, его 50-страничный грамматический очерк, содержащий базовую информацию о фонетике, морфологии и синтаксисе, а также словарик и записи нескольких текстов, является результатом всего одного месяца полевой работы).

Тем не менее полезно рассмотреть эту ситуацию с типологической точки зрения. Носителям русского и большинства европейских языков привычно, что отрицательные предложения отличаются от соответствующих утвердительных лишь наличием отрицательной частицы, которая никак не влияет на оформление глагола, ср. русское Она работает vs. Она не работает или немецкое Sie arbeitet vs. Sie arbeitet nicht ‘то же’. Такой способ выражения отрицания принято называть симметричным (термин, введённый финским типологом Матти Миестамо). Однако уже в английском языке, как известно, ситуация устроена более сложно: если во времена Шекспира отрицательные конструкции вроде I know not ‘я не знаю’ ещё были возможны, то в современном английском отрицание всегда требует вспомогательного или модального глагола, ср. She works vs. She does not work. Тем самым, отрицательная конструкция, помимо наличия собственно отрицательного показателя, отличается от соответствующей утвердительной в каких-либо ещё грамматических отношениях. Такой способ выражения отрицания принято называть асимметричным.

Симметричный и асимметричный способы выражения отрицания примерно одинаково распространены в языках мира, причём, согласно Всемирному атласу языковых структур (https://wals.info/feature/113A#2/18.0/149.1), в значительной части языков сосуществуют симметричные и асимметричные отрицательные конструкции. Собственно, один из таких языков — английский: наряду с асимметричным способом, использующимся для простых времён (см. пример выше), есть и симметричный для многочисленных конструкций со вспомогательными глаголами, ср. She is working vs. She is not working. Асимметричный тип отрицания представлен, например, в уральских и тунгусо-маньчжурских языках, в японском, во многих языках центральной Африки, Полинезии и Южной Америки.

Несложно догадаться, что для способов выражения отрицания справедлив афоризм Льва Толстого о счастливых и несчастливых семьях: если все симметричные способы выражения отрицания симметричны в целом одинаково, то каждый из асимметричных способов демонстрирует свой особый тип асимметрии. В английском отрицательная частица может присоединяться лишь к ограниченному кругу вспомогательных и модальных глаголов, поэтому при отрицании простых времён необходимо использовать вспомогательный глагол do, выступающий также и в ряде других конструкций (например, вопросительных). В финском языке отрицание выражает не неизменяемая частица, а отрицательный вспомогательный глагол, спрягающийся по лицам, числам и наклонениям, в то время как смысловой глагол выступает в форме изменяющегося по временам причастия. В целом ряде языков, особенно в Австралии и в Тихоокеанском регионе в целом, глагол в отрицательных конструкциях выступает в ирреальном наклонении (что неудивительно, ведь отрицательное предложение обозначает, что действие не имело места в действительности). Весьма распространены случаи, когда отрицание накладывает ограничения на выражение других категорий глагола, например времени или согласования. Именно с ограничением последнего типа мы имеем дело в языке каки аэ, и это, разумеется, не единственный такой случай в языках мира. Так, в кушитском языке оромо, на котором говорят в Эфиопии, глагол в отрицательных предложениях не выражает категорий лица, числа и рода подлежащего, присутствующих в утвердительных конструкциях.

Объяснение существованию асимметричного выражения отрицания и его разнообразных подтипов можно искать, с одной стороны, в особенностях семантики и прагматики отрицательных конструкций, а с другой, в путях их развития в истории языка. Несмотря на то что с точки зрения формальной логики значение отрицательного предложения равно сочетанию значения утвердительного предложения с оператором «неверно, что», в реальном использовании языка людьми дела обстоят сложнее. Отрицательные высказывания обычно не используются сами по себе, но нередко служат ответом на вопрос, опровержением утверждения собеседника или по крайней мере подразумевают утвердительное высказывание в качестве альтернативы. Этим объясняется, в частности, наблюдаемая в самых разных языках тенденция использовать в отрицательных высказываниях слова или конструкции с усилительным значением (например, вместо нейтрального Она не работает говорить Она совсем / вообще не работает). Результатом проявления этой тенденции, ставшим правилом грамматики, является, например, употребление вспомогательного глагола do в отрицательных конструкциях в английском языке (вспомним, что в утвердительных высказываниях этот глагол как раз усиливает утверждение, ср. She works vs. She does work! ‘[да нет же,] она [ещё как] работает!’), или использование элемента pas (изначально существительного ‘шаг’) в качестве второго или даже единственного компонента отрицательных конструкций во французском языке (ср. Elle (ne) travaille pas), изначально служившего усилителем отрицания при глаголах движения в предложениях вроде не прошёл и шагу. Кроме того, отрицательные высказывания семантически не вполне эквивалентны соответствующим утвердительным. Выше уже говорилось о том, что отрицательные высказывания можно отнести к плану ирреальной модальности, что во многих языках, включая каки аэ, выражается использованием в отрицательных предложениях наклонений, отличных от изъявительного.

Исторически отрицательные конструкции могут возникать из различных источников, исходные особенности которых могут сохраняться в конструкциях-потомках. Так, отрицательные конструкции нередко восходят к предложениям со значением отсутствия действия, обозначенного отглагольным существительным (буквально нет работы или она без работы). Поскольку отглагольные существительные, как правило, не способны выражать такие категории, как время, наклонение или лицо-число, сказуемые отрицательных предложений такого происхождения также могут оказываться «дефектными».

Как уже было сказано, данных о грамматике языка каки аэ недостаточно, а его история, ввиду отсутствия письменных источников и достоверных родственных связей, окутана туманом. Тем не менее, как мы уже видели, в самом факте употребления показателя ирреального наклонения в отрицательных предложениях нет ничего особенно «экзотического». Сложнее объяснить, почему именно в отрицательных предложениях суффикс ирреального наклонения -ra оказывается несовместим с показателями согласования с подлежащим (напомню, что тот же суффикс используется и в утвердительных предложениях будущего времени, где такого запрета нет). Но даже если эту загадку мы разрешить не можем, она в любом случае поучительна и даёт материал для размышлений.

Задача использовалась на I туре XLI Традиционной олимпиады по лингвистике в 2010 году.

Задача основана на материале работы Clifton, John M. 1995. A grammar sketch of the Kaki Ae language. In: Work Papers of the Summer Institute of Linguistics, University of North Dakota Session. Vol. 39, pp. 33–80.

Литература:
1. Miestamo, Matti. 2005. Standard Negation. The Negation of Declarative Verbal Main Clauses in a Typological Perspective. Berlin, New York: Mouton de Gruyter.
2. Miestamo, Matti. 2013. Symmetric and asymmetric standard negation. In: Matthew S. Dryer & Martin Haspelmath (eds.) WALS Online (v2020.4) (Accessed on 2024-10-27.)
3. Miestamo, Matti. 2013. Subtypes of asymmetric standard negation. In: Matthew S. Dryer & Martin Haspelmath (eds.) WALS Online (v2020.4) (Accessed on 2024-10-27.)