Что осталось на трубе?

Что происходит в произношении, когда в орфографической записи подряд стоят три согласных?

В большинстве случаев соответствия буква–звук одно-однозначны и тривиальны. (Это значительное упрощение по сравнению с реальностью: на самом деле некоторые гласные в задаче — долгие, а некоторые — краткие, они заметно отличаются, но для задачи это несущественно и потому в транскрипции не отражено.) Нетривиальные случаи описываются следующими правилами:

1. ng читается как [ŋ], o читается как [u].

2. gn читается как [ŋn].

3. Правило 2 не действует, если найдётся другое слово с тем же корнем, где n не следует непосредственно за g. Иными словами, чтобы стать [ŋn], g и n должны соседствовать всегда. В egna правило не действует, потому что согласные могут разбиваться беглым гласным (egen). Во flygning правило не действует, потому что g — явно часть корня flyg-, а n, видимо,— часть суффикса -ning; мы видим, что корень может употребляться без этого суффикса.

4. Если в слове возникает сочетание из трех согласных, то средний согласный не произносится. Это правило применяется после правила 2. Во всех примерах такие сочетания возникают только на конце слова, так что мы не знаем, действует ли это правило в середине слова, но нас об этом и не спрашивают.

Заметим также, что наречия образуются от прилагательных добавлением -t.

Воспользовавшись этими правилами, заполним таблицу (в скобках указано, какое правило применяется).

Основное явление задачи — не произносить согласный, который оказывается средним в сочетании трех согласных, — называется в шведской грамматике правилом трех согласных. На самом деле это не правило, а тенденция, которой разные носители следуют по-разному (более того, один и тот же носитель может опускать согласный в некоторых сочетаниях и произносить в других и, вероятно, даже может произносить одно и то же слово по-разному). Именно поэтому в задачу пришлось ввести выдуманного (но вполне правдоподобного) Свена Свенссона, который опускает согласный во всех приведенных примерах.

Сочетания (чаще кластеры или стечения) согласных нередко оказываются проблемой для произношения (не только в шведском). Языки различаются по степени терпимости к кластерам: например, в гавайском невозможны кластеры даже из двух согласных, а в грузинском нередки и из шести. Интересные явления начинаются, когда языку приходится как-то справляться с кластером, которого он не любит. Рассмотрим на примерах, как такое может случиться и что тогда обычно бывает.

Существуют как минимум четыре источника неудобных кластеров: морфологические процессы; образование сложных слов; исторические фонологические изменения; заимствования. Реагировать же язык на кластер может следующим образом: оставить как есть и «потерпеть»; изменить и сделать произносимым (например, убрать один из согласных или вставить гласный) или же вовсе отказаться от попыток произнести неудобное слово.

Как морфология может приводить к возникновению кластеров, мы видим в задаче. Шведские прилагательные jämn и typisk никакой проблемы для произношения не представляют, но чтобы образовать от них наречия, нужно добавить -t, а это уже начинает затруднять артикуляцию. Можно потерпеть, а можно поступить как Свен Свенссон (и многие другие шведы) и не произносить средний согласный.

Иногда утверждается, что самый длинный шведский кластер может состоять из восьми согласных: шведский лингвист Адольф Нурен приводил в пример слово Herbstskts ‘Херпстского’. К фамилии Herbst добавляется суффикс прилагательного -sk, к нему добавляется суффикс среднего рода -t (тот же, который образует наречия), а к нему окончание родительного падежа -s. Но этот пример, конечно, экзотичен и потому не очень интересен, в отличие от наречий (и менее редких прилагательных среднего рода), с которыми носители сталкиваются несоизмеримо чаще.

Любопытно, что в близкородственном шведскому норвежском прилагательные типа typisk (с окончанием на -sk) тоже ведут себя необычно, но по-другому: в среднем роде суффикс -t к ним просто не добавляется (ни в произношении, ни на письме). Не исключено, что это тоже отчасти объясняется стремлением избежать неудобного кластера, просто другим способом: не чисто фонологическим правилом, а морфофонологическим. На это, правда, можно возразить, что суффикс -t в норвежском не добавляется и к некоторым другим типам прилагательных, где не возникает кластера, а кроме того, всё же может добавляться и к некоторым прилагательным на -sk. Тем не менее наличие хотя бы частичной тенденции избежать [skt] и в шведском, и в норвежском вряд ли случайно.

Другой потенциальный источник кластеров — сложные слова, ср., например, шведские lastbil ‘грузовик’ (от last ‘груз’ + bil ‘машина’), где средний согласный, в принципе, тоже может выпадать.

Третий способ, которым в язык может проникнуть нежелательный кластер, это исторические изменения. В русском языке, например, одним из важнейших исторических процессов было так называемое падение редуцированных гласных, в ходе которого гласные, на письме обозначавшиеся как ъ и ь, а произносившиеся примерно как краткие [о] и [е], в некоторых позициях исчезли, а в некоторых превратились в обычные [о] и [е]. Лучше всего следы редуцированных видны в беглых гласных: мох-мха, шёл-шла, сильный-силён и т. д. В некоторых случаях падение редуцированного приводило к возникновению неудобного кластера, и дальше были возможны разные решения: сохранить гласный вопреки общему правилу или всё же позволить ему пасть. Если гласный падал, то кластер в дальнейшем, как правило, упрощался. Такие случаи особенно заметны, когда в языке сохранились последствия обеих стратегий: например, слова греческий (второй [е] не пал, хотя должен был бы) и грецкий (гласный пал как положено, но кластер упростился), стекло и склянка (см. послесловие к задаче «Три склянки пополудни»), доска и чан (исторически из дъщанъ ‘дощатый’). Любопытна также история названия Псков, которое раньше звучало как Пльсковъ, но после исчезновения первого гласного утратило и кластер. Латышский язык, однако, успел заимствовать старое название соседнего города, который до сих пор называется Pleskava.

Иногда для того, чтобы сделать кластер более произносимым, в него добавляется новый гласный. В русском языке можно назвать разговорные аржаной, агромадный, а многочисленные примеры из японского (известного низкой терпимостью к кластерам) можно найти в задаче «Влюбленная пара». Эти же примеры иллюстрируют четвертый возможный источник кластеров: заимствования из других языков.

Еще одна (довольно экзотическая) стратегия борьбы с кластерами — это избегание слова, в котором они встречаются. В норвежском языке, например, повелительное наклонение от глагола sykle ‘ездить на велосипеде’ должно было бы выглядеть как sykl, однако такой кластер согласных на конце слова очень неудобен, и потому форма sykl практически не используется, этот глагол как бы остается без повелительного наклонения. Такое явление (неожиданное отсутствие определенной формы у слова) называют лакуной. Носителям русского языка хорошо знакомы лакуны в родительном падеже множественного числа: как образовать эту форму от слова кочерга? Башка? Мечта? Интуиции разных носителей могут противоречить друг другу, а также данным словарей (которые рекомендуют кочерёг), однако известно, что значительная часть носителей испытывает затруднения с этими (и некоторыми другими) словами. Существенно, что подавляющее большинство слов с лакунами имеет на конце необычный кластер согласных. Более того, во многих случаях этот кластер по разным причинам не разбивается беглым гласным. Это явно не единственная причина возникновения лакун (бывают лакуны без кластера; бывает кластер без лакуны), но несомненный фактор, способствующий их возникновению.

Задача использовалась во II туре LII Московской Традиционной олимпиады по лингвистике (2022).