Австралийская вендетта

В русском языке в некоторых контекстах можно опускать повторяющиеся члены предложений. К примеру, в предложении «Я вышел на улицу, а потом я пошёл в магазин» можно опустить второе подлежащее я и сказать «Я вышел на улицу, а потом пошёл в магазин». Попробуйте восстановить местоимения в предложениях там, где они были опущены.

В русском можно опускать повторяющиеся подлежащие переходных и непереходных глаголов, если они относятся к одним и тем же людям, животным или предметам, к примеру как в «Вы пришли и __ побили нас» или в «Вы побили нас и __ пришли». Нельзя, однако, сказать «Вы побили нас, и __ пришли», имея в виду «Вы побили нас, и мы пришли». Иными словами, даже если прямое дополнение и подлежащее называют одно и тоже, нельзя опускать ни прямое дополнение после подлежащего, ни подлежащее после прямого дополнения. Возможно, в дирбале члены предложения ведут себя по-другому с этой точки зрения?

В каждом из русских предложений в задаче присутствуют два глагола — пришли и побили, каждый из которых дважды встречается в предложении первым, и дважды — вторым. В дирбальских переводах тоже встречаются два слова с такими же характеристиками — «balgan» и «baniɲu» — так что логично предположить, что они и являются глаголами. Хотя этого не хватает для того, чтобы установить более точные соответствия между этими двумя парами слов, это наблюдение позволяет предположить, что все остальные слова в дирбальских предложениях — местоимения, хотя бы потому, что нет ни одного слова, которое бы всегда стояло между «balgan» и «baniɲu». В последнем предложении, к примеру, эти слова идут сразу друг за другом.

После этого можно заметить, что если «balgan» является первым глаголом в предложении, то перед ним всегда есть два местоимения, а перед «baniɲu» — всегда только одно. Это, вкупе с тем, что все дирбальские предложения всегда заканчиваются глаголом, позволяет предположить, что «balgan» значит побили, «baniɲu» — пришли и что в дирбале в задаче и подлежащее, и прямое дополнение идёт перед глаголом.

Затем можно обратиться к местоимениям. На основе того, что встречаются пары слов «ɲurra»/«ɲurrana» и «nana»/«nanana», предполагаем, что «-na» является суффиксом, выражающим какой-то падеж, скорее всего винительный. Помимо этого, однако, дела с местоимениями обстоят не так просто. И в русском, и в дирбале их по 10, но соответствия между языками не найти так легко. К примеру, в дирбальских предложениях «ɲurra» встречается четыре раза, но ни одно русское местоимение не встречается больше трёх раз. Что делать?

Обратим внимание, что к некоторым из русских предложений в задаче можно добавить местоимения, не изменив передаваемый смысл — повторяющиеся подлежащие в русском можно не говорить. К примеру, мысль предложения «Вы пришли и побили нас» можно выразить, сказав «Вы пришли, и вы побили нас», то есть добавив ещё одно «вы» и сделав предложение сложносочинённым. После таких добавлений мы имеем следующее:

Вы пришли, и (вы) побили нас.

Вы побили нас, и мы пришли.

Мы побили вас, и (мы) пришли.

Мы пришли, и вы побили нас.

Теперь можно предположить, что «ɲurra» значит вы, которое теперь встречается четыре раза. Тогда «ɲurra baniɲu ɲurra nanana balgan» должно значить «Вы пришли, и (вы) побили нас» — только в этом русском предложении вы встречается дважды. Затем так же легко сопоставить «nana ɲurrana balgan nana baniɲu» и «Мы побили вас, и (мы) пришли».

На основе этого мы можем также предположить, что «Вы побили нас, и мы пришли» соответствует «ɲurra nanana balgan baniɲu», а «Мы пришли, и вы побили нас» — «nana baniɲu ɲurra balgan». Таким образом мы выполним задание 1, но у нас тем не менее останется ещё несколько вопросов. Во-первых, почему «Вы побили нас, и мы пришли» переводится как «ɲurra nanana balgan baniɲu», а не «ɲurra nanana balgan nana baniɲu»? Во-вторых, почему «Мы пришли, и вы побили нас» это «nana baniɲu ɲurra balgan», а не «nana baniɲu ɲurra nanana balgan»? К этому моменту в решении стало понятно, что «подразумеваемые» местоимения в дирбале опускаются по иным правилам, чем в русском, но что это за правила, и почему именно эти два местоимения опущены в дирбале?

Немного присмотревшись к русским переводам этих предложений, можно заметить, что в обоих из них в дирбале также опускается местоимение указывающее на кого-то, кто уже был упомянут в предложении ранее. Так в «Вы побили нас, и мы пришли» в дирбале опускается «мы», упомянутое раньше также словом «нас», а в «Мы пришли, и вы побили нас» ситуация зеркально отражена — опускается «нас», упомянутое раньше при помощи «мы». В обоих этих случаях на одних и тех же людей указывает прямое дополнение в одной части предложения и подлежащее непереходного глагола в другой, что отличает их от двух других русских предложений, где на одних и тех же людей указывают подлежащие переходных и непереходных глаголов. Видимо, в дирбале, в отличие от русского, одну и ту же синтаксическую функцию имеют прямое дополнение и подлежащее непереходного глагола, а не подлежащее переходного глагола и подлежащее непереходного глагола, как в русском.

Всё это вместе даёт нам возможность выполнить задание 2, где в дирбальском предложении местоимение тоже опущено так, как по-русски нельзя:

nana ɲurrana balgan baniɲu = nana ɲurrana balgan (ɲurra) baniɲu = Мы побили вас, и вы пришли.

Задание 3:

Вы пришли, и мы побили вас. = ɲurra baniɲu nana (ɲurrana) balgan = ɲurra baniɲu nana balgan

Вы побили нас и пришли. = Вы побили нас, и (вы) пришли. = ɲurra nanana balgan ɲurra baniɲu

Язык этой задачи, дирбал, был впервые подробно описан в грамматике Роберта Диксона, выпущенной в 1972 году. Диксон ярко и убедительно показал, что неизученные прежде языки могут одновременно соответствовать нашим ожиданиям в некоторых своих аспектах и противоречить им в других. Дирбал часто упоминается в лингвистике из-за разных необычных черт, хорошо описанных Диксоном и последующими исследователями. Явление, показанное в задаче, — пожалуй, одна из главных причин, по которой дирбал пользуется известностью. Оно называется синтаксической эргативностью.

Прежде чем говорить о ней, вначале полезно описать, что такое эргативность в общем. Как упоминалось в решении, в русском языке в сложносочинённых предложениях подлежащие переходных и непереходных глаголов во многом противопоставлены прямым дополнениям переходных глаголов. К примеру, как показывает задача, подлежащие обоих типов ведут себя одинаково и противопоставлены дополнению с точки зрения того, как и когда можно опускать подразумевающиеся члены предложения. Также подлежащие обычно находятся перед глаголом, а дополнения — после; подлежащие обычно стоят в именительном падеже, в то время как дополнения — в винительном. Можно привести и другие примеры одинакового поведения двух типов подлежащих, но уже приведённых примеров достаточно чтобы понять общую суть идеи. Такой тип поведения членов предложения в разных конструкциях называют номинативным, в честь другого названия именительного падежа — «номинатив» (от лат. nōminātīvus «именительный», далее из nominare «называть, именовать», далее из nomen «имя, название»)

Однако не всегда языки ведут себя таким образом, и одной из самых распространённых других стратегий является эргативная (от др.-греч. ἐργάτης «деятельный, действующий»), где прямые дополнения и подлежащие непереходных глаголов ведут себя одинаково, а подлежащие переходных глаголов — иначе.

Помимо синтаксической эргативности, показанной в задаче, существует (и намного больше распространена) морфологическая эргативность (см. задачу Lupus homini amicus est), то есть поведение языка, где прямые дополнения и подлежащие непереходных глаголов противопоставлены подлежащим переходных глаголов с точки зрения морфологии, а не синтаксиса. Задача может заставить думать, что дирбал морфологически номинативен, так как суффикс «-na» в задаче добавляется к местоимениям только тогда, когда они используются как дополнения, то есть является суффиксом, выражающим винительный падеж. Однако это не так: хотя этот анклав номинативности в дирбале присутствует, для местоимений третьего лица и существительных дирбал эргативен и морфологически. К примеру, посмотрите на следующие предложения и их дирбальские переводы:

Как видно, суффикс «-nggu» для существительных выражает эргативный падеж, то есть падеж подлежащего переходного глагола. В дирбале он противопоставлен абсолютиву — падежу прямых дополнений и подлежащих непереходных глаголов, который суффиксами не обозначается.

Сравнивая и изучая языки разных уголков мира, лингвисты заметили, что дирбал не является исключением и что в большинстве языков мира, если не во всех, номинативные и эргативные конструкции сосуществуют, а разнятся лишь области того, где язык использует номинативные или эргативные конструкции, и степени того, насколько язык номинативен или эргативен в общем. Так, в английском, например, многие глаголы можно использовать и как переходные, и как непереходные. Обычно подлежащее в переходной конструкции остаётся подлежащим в непереходной конструкции, как в «He won the championship» и «He won». Но некоторые глаголы ведут себя иначе и требуют, чтобы в их непереходной форме подлежащим было то, что было бы дополнением в переходной конструкции, как в «He broke the vase» и «The vase broke». Однако в общем номинативность распространена намного больше эргативности в языках мира. К примеру, на данный момент известно лишь несколько синтаксически эргативных языков и ни одного, в котором синтаксическая эргативность не сосуществовала бы с морфологической. Объяснение этому учёными ещё не найдено.

И, в заключение, почему эргативность — это интересно? Одним из самых важных вопросов в изучении языка в последние 50 лет стал вопрос о том, как дети способны правильно выучить грамматику любого человеческого языка без особых усилий, если их поместить в общество, говорящее на соответствующем языке. Действительно, как выходит так, что все носители русского в подавляющем большинстве случаев одинаково понимают, как строить предложения и распознавать грамматические функции слов в них, как создавать новые слова и менять грамматические формы у существующих (пусть даже и незнакомых) слов? Многие гипотезы, которые пытаются это объяснить, утверждают, что люди обладают врожденным знанием, какие грамматические отношения, роли или функции могут существовать в человеческих языках, а какие — нет. Так, Марк Бейкер в своей статье 2003 года предполагает, что подлежащее является универсальной, и, возможно, врожденной грамматической категорией. Данные из синтаксически эргативных языков показывают, что, если врождённые грамматические категории и существуют, они должны быть намного более абстрактными.

Литература:
1) Mark C. Baker. Linguistic Differences and Language Design // Trends in Cognitive Science. 2003. V. 7. No. 8. P. 349–353.
2) R. M. W. Dixon. The Dyirbal language of North Queensland. Cambridge University Press. 1972. 420 p.

Задача впервые использовалась на втором туре Латвийской олимпиады по лингвистике в 2015 году.