У снегирей, которые живут парами, самец обычно кормит самку. Но если самец ослаблен (инфекционной болезнью, паразитами или ранением), то самка начинает кормить самца. Люди, далекие от биологии, часто умиляются тем, как супруга «трогательно заботится» о заболевшем снегире-самце. Но специалисты по поведению животных утверждают, что дело тут вовсе не в заботе.
1) Как иначе можно объяснить это изменение в поведении пары? 2) Попробуйте найти аналогии в поведении человека. Если вы верно ответили на первую часть вопроса, то сможете также объяснить, в чем (в аналогичных ситуациях) состоят отличия поведения человека от поведения снегирей.
Подумайте, кого обычно кормят птицы и млекопитающие.
1. Описание поведения снегирей взято мной из самой знаменитой книги знаменитого этолога Конрада Лоренца — «Агрессия (так называемое зло)». Ответ на первую часть задачи содержится в этом описании:
«У голубей, певчих птиц и попугаев существует очень примечательный ритуал, каким-то загадочным образом связанный с иерархическими отношениями супругов, — передача корма. Это кормление — при поверхностном наблюдении его, как правило, принимают за “поцелуй”, — как и множество других внешне “самоотверженных” и «рыцарственных» действий животных и человека, интересным образом представляет собой не только социальную обязанность, но и привилегию, которая причитается индивиду высшего ранга. В сущности, каждый из супругов предпочел бы кормить другого, а не получать от него корм, по принципу “Давать — прекраснее, чем брать”, или — когда пища отрыгивается из зоба — кормить прекраснее, чем есть. В благоприятных случаях удается увидеть совершенно недвусмысленную ссору: супруги выясняют вопрос, кто же из них имеет право кормить, а кому придется играть менее желательную роль несовершеннолетнего ребенка, который разевает клюв и позволяет кормить себя.
Когда Николаи однажды воссоединил после долгой разлуки парочку одного из африканских видов мелких вьюрковых, то супруги тотчас же узнали друг друга, радостно полетели друг другу навстречу; но самка, очевидно, забыла свое прежнее подчиненное положение, потому что сразу вознамерилась отрыгивать из зоба и кормить партнера. Однако и он сделал то же, так что первый момент встречи был слегка омрачен выяснением отношений, в котором самец одержал верх; после этого супруга уже не пыталась кормить, а просила, чтобы кормили ее. У снегирей супруги не расстаются круглый год; может случиться, что самец начинает линять раньше, чем его супруга, и уровень его сексуальных и социальных претензий понижается, в то время как самка еще вполне “в форме” в обоих этих смыслах. В таких случаях — они часто происходят и в естественных условиях, — как и в более редких, когда самец утрачивает главенствующее положение из-за каких-либо патологических причин, нормальное направление передачи корма меняется на противоположное: самка кормит ослабевшего супруга. Как правило, наблюдателю кажется необычайно трогательным, что супруга так заботится о своем больном муже. Как уже сказано, такое толкование неверно: она и раньше, всегда с удовольствием кормила бы его, если бы это не запрещалось ей его иерархическим превосходством».
При этом доминирующее положение самцов у снегирей или других вьюрковых птиц вовсе не так очевидно:
«У зеленушек, например, согласно наблюдениям Р. Хинде, непосредственно в период размножения самка стоит выше самца, а в остальное время года — наоборот. К этому выводу приводит простое наблюдение, кто кого клюет и кто кому уступает. У снегирей, которых мы знаем особенно хорошо благодаря исследованиям Николаи, на основании таких же наблюдений и умозаключений можно прийти к выводу, что у этого вида, где пары остаются нерушимы из года в год, самка всегда иерархически выше самца. Снегирь-дама всегда слегка агрессивна, кусает супруга, и даже в церемонии ее приветствия, в так называемом «поцелуе», содержится изрядная толика агрессии, хотя и в строго ритуализованной форме. Снегирь, напротив, никогда не кусает и не клюет свою даму, и если судить об их иерархических отношениях упрощенно — только на основании того, кто кого клюет, — можно сказать, что она, несомненно, доминирует над ним. Но если присмотреться внимательнее, то приходишь к противоположному мнению. Когда супруга кусает снегиря, то он принимает позу отнюдь не подчинения или хотя бы испуга, а наоборот — сексуальной готовности, даже нежности.
Таким образом, укусы самки не приводят самца в иерархически низшую позицию. Напротив, его пассивное поведение, манера, с какой он принимает наскоки самки, не впадая в ответную агрессию и, главное, не утрачивая своего сексуального настроя, — явно «производит впечатление», и не только на человека-наблюдателя».
Рис. 2. Самка снегиря кусает самца. Фото Виктора Тяхта с сайта victor-tyakht.livejournal.com
Эти выводы, на первый взгляд кажущиеся не слишком обоснованными, Лоренц подтверждает сравнительным анализом поведения других животных, у которых существует строгий запрет обижать самку — например, прытких ящериц и собак.
2. Что касается кормления партнера как части взаимоотношений полов — аналогии с человеком очевидны. Когда подросток покупает девочке мороженое, а мужчина ведет свою возлюбленную в дорогой ресторан — это еще можно интерпретировать иначе, чем Лоренц объясняет поведение снегирей: например, как действие принципа гандикапа. Но когда молодой человек вкладывает девушке в рот конфету и называет ее при этом «мой птенчик» — роли очевидны. Девушка изображает детеныша, а юноша — заботливого родителя. Биологический смысл такого поведения тоже понятен. Сам того (как правило) не осознавая, мужчина демонстрирует, как хорошо в будущем он будет кормить с ложечки настоящего ребенка...
Еще более похож на кормление партнера у снегирей человеческий поцелуй. Есть основания думать, что это — ритуализованная форма кормления «изо рта в рот» пережеванной пищей (см. Premastication). Пережевывание пищи для детей (а иногда — и для стариков или вождей), видимо, было очень широко распространено в самых разных культурах.
Параллели в поведении человека напрашиваются и в отношениях доминирования — особенно в период ухаживания. Девушка нередко «доминирует» над юношей — треплет его за волосы, дергает за ухо, щиплет...Он же защищается только пассивно (хотя физически гораздо сильнее). Лоренц по этому поводу пишет: «Таким образом, очевидно, что социальное первенство самок у снегирей, как и у всех псовых, — это лишь видимость, которая создается «рыцарским» запретом для самца обидеть свою самку. Совершенно такое же, с формальной точки зрения, поведение мужчины в западной культуре являет замечательную аналогию между обычаем у людей и ритуализацией у животных».
Сложнее дело обстоит с отличиями человека и снегиря. Пожалуй, главное из них — большая изменчивость в поведении человека. Запрет обижать самку у человека генетически явно не обусловлен, а от культуры часто зависит меньше, чем от конкретной ситуации. То же — и с отношениями доминирования между полами и «порядком кормления». Вероятно, до сих пор достаточно часто мужчины, угощавшие девушек в период ухаживания, после свадьбы требуют от жены, чтобы та их кормила. И хотя теперь уже они оказываются в роли младенца, это мало отражается на отношениях доминирования...
Одна из важных идей книги «Агрессия» — отсутствие четко разграниченных инстинктов, таких как «инстинкт заботы о потомстве» или «половой инстинкт». Все проявления инстинктивного поведения животных (и человека) тесно переплетены: половое поведение связано с агрессией, пищевое — с доминированием и т. п.
Но более интересным мне кажется вопрос о разнообразии форм поведения человека и животных и о возможности их сравнивать. На первый взгляд кажется, что прямые сравнения очень рискованны. Генетическое разнообразие человека как вида намного ниже, чем у большинства видов животных, а разнообразие форм поведения — в частности, полового и пищевого — гораздо выше. Из этого вроде бы однозначно следует, что человеческое поведение в большей степени обусловлено воспитанием и культурными стереотипами, чем генетикой. В целом это, видимо, справедливо.
Но не всё так однозначно. Мы слишком мало знаем как о генетических основах поведения людей, так и о роли «культуры» в поведении животных. В последнее время накапливается всё больше фактов о физиологической (а значит — и генетической) обусловленности сложных форм поведения человека (см., например, Отвращение — основа нравственности?; Политические взгляды зависят не только от генов, но и от количества друзей).
У животных в то же время многие формы поведения оказались обусловленными не только (или не столько) генетически, сколько социально. Казалось бы, что может быть более стереотипным, чем видовая песня певчих птиц? Но как раз тот самый ученик Лоренца Юрген Николаи, о чьих работах идет речь в решении, показал на снегирях, что молодые самцы учатся пению у отца. При этом в разных популяциях снегирей возникают свои «диалекты». А если снегирь воспитывается в неволе приемными родителями другого вида, то перенимает их видовую песню. Может он научиться и человеческой песне, если «родители»-люди учат его с детства. Роль «культурной передачи знаний» у животных в естественных условиях всё еще слабо изучена (см. Шимпанзе учатся друг у друга и цитированную в этой новости статью Жанны Резниковой).
Так правда ли, что поведение человека намного разнообразнее, чем у животных, — или это нам только кажется?
Частичный ответ на последний вопрос есть всё в той же книге. Вновь предоставлю слово Конраду Лоренцу:
«Люди, одаренные хорошей способностью к образному восприятию, видят идеальный тип структуры или поведения совершенно непосредственно, т. е. они в состоянии вычленить сущность типичного из фона случайных мелких несообразностей. Когда мой учитель Оскар Хейнрот в своей, ставшей классической, работе о семействе утиных (1910) описал пожизненную и безусловную супружескую верность серых гусей в качестве нормы — он совершенно правильно абстрагировал свободный от нарушений идеальный тип; хотя он и не мог наблюдать его в действительности уже потому, что гуси живут иногда более полувека, а их супружеская жизнь всего на два года короче. Тем не менее его высказывание верно, и определенный им тип настолько же необходим для описания и анализа поведения, насколько бесполезна была бы средняя норма, выведенная из множества единичных случаев. Когда я недавно, уже работая над этой главой, просматривал вместе с Хельгой Фишер все ее гусиные протоколы, то — несмотря на все вышеуказанные соображения — был как-то разочарован тем, что описанный моим учителем нормальный случай абсолютной верности до гроба среди великого множества наших гусей оказался сравнительно редок. Возмутившись моим разочарованием, Хельга сказала бессмертные слова: Чего ты от них хочешь? Ведь гуси тоже всего лишь люди!»
Чего мы почти совсем не знаем — насколько сильно зависит от генов половое поведение и агрессивность людей. Лоренц (писавший до эпохи политкорректности) предполагает, со ссылками на работы других ученых, что несколько столетий естественного отбора сильно повысили агрессивность одной из популяций человека — индейцев-юта. Но, насколько я знаю, это предположение никто не проверял. Конечно, есть данные о связи вариантов разных генов с агрессивностью и с половым поведением у людей и обезьян; но данных этих маловато...
Генетические различия между человеком и шимпанзе очень невелики, а между шимпанзе и бонобо — и того меньше. Почему же шимпанзе и человек агрессивнее бонобо? Почему у бонобо запрет обижать самку соблюдается почти всегда, а у шимпанзе его просто нет? Как вел бы себя в этом отношении бонобо, выращенный в стаде шимпанзе (если, конечно, ему удалось бы там выжить)? Насколько отличаются друг от друга по агрессивности разные стада бонобо (для шимпанзе это стало отчасти известно недавно, см. Склонность шимпанзе к убийству себе подобных нельзя объяснить влиянием человека) и насколько эти различия генетически обусловлены?
Всё это еще предстоит выяснить генетикам и этологам.
Рис. 1. Самка снегиря (справа) угрожающе шипит на супруга. Фото с сайта kto-i-gde.ru