С широко закрытыми глазами

Обратите внимание на то, сколько раз встречаются разные глаголы в русских переводах и какие слова в переводах на кечуа встречаются такое же количество раз.

Во всех предложениях встречается chakranpiqa. В русских переводах шесть раз встречается только слово поле. Вероятно, это оно и есть. Antukaq встречается три раза и Siskuq также встречается три раза. Очевидно, что это имена владельцев полей, которые также встречаются по три раза и звучат похоже — Антука и Сиску. Суффикс -q обозначает принадлежность. По два раза встречаются слова papa, sara, kiwña. Можно сделать вывод, что это названия растений — картофель, кукуруза, ячмень, которые в русских переводах встречаются также по два раза.

Сравнив формы wiñashanmi, wiñashansi, wiñashanchá, можно сделать вывод, что глаголы в кечуа могут иметь один из трех суффиксов: -mi, -si и -chá, каждый из которых встречается два раза. Вероятно, с помощью этих суффиксов передается либо то, что действие происходит прямо сейчас и это факт (в и е), либо то, что информация является вероятной (а и б), либо то, что говорящий получил эту информацию от третьих лиц (г и д).

Все растения могут расти (встречается три раза), цвести (два раза) и плодоносить (один раз). В кечуа три раза встречается глагол wiñashan; дважды — t'ikashan и один раз — глагол rurushan. Очевидно, что wiñashan значит ‘расти’, t'ikashan — ‘цвести’, а rurushan — ‘плодоносить’.

Глагол rurushan встречается в предложении 3 (Siskuq chakranpiqa rurushansi kiwña), а в русском переводе плодоносить встречается в предложении д (‘Я слышал, что ячмень плодоносит на поле Сиску’). Установив это соответствие, мы можем сделать еще несколько выводов:

• Суффикс -si значит ‘я слышал, что’.
• Kiwña значит ‘ячмень’.

Зная, что kiwña — это ячмень, можно сделать вывод, что предложение 4 (Antukaq chakranpiqa t'ikashanchá kiwña) имеет значение б (‘Возможно, ячмень цветет на поле Антуки’). Следовательно:

• Суффикс -chá значит ‘возможно’.
• Следовательно, суффикс -mi обозначает просто настоящее время.

Кукуруза встречается в предложениях в (‘Кукуруза растет на поле Сиску’) и г (‘Я слышал, что кукуруза растет на поле Сиску’). Следовательно, нам необходимо найти предложения с одинаковым существительным и глаголами с суффиксами -si и -mi. Это предложения 2 (Siskuq chakranpiqa wiñashanmi sara) и 5 (Siskuq chakranpiqa wiñashansi sara). Таким образом, 2 — это в, а 5 — это г.

Остались два предложения — 1 (Antukaq chakranpiqa t'ikashanmi papa) и 6 (Antukaq chakranpiqa wiñashanchá papa). В первом встречается суффикс -mi, обозначающий настоящее время, значит оно соответствует переводу е (‘Картофель цветет на поле Антуки’). Следовательно, 6 переводится как а (‘Возможно, картофель растет на поле Антуки’).

Ответ на задание 1:

Теперь можно легко перевести предложения из задания 2.

Ответ на задание 2:

7) Istuchaq chakranpiqa t'ikashansi sara.
‘Я слышал, что кукуруза цветет на поле Истучи’

8) Sawinaq chakranpiqa wiñashanchá kiwña.
‘Возможно, ячмень растет на поле Савины’

9) Tumasaq chakranpiqa rurushanmi papa.
‘Картофель плодоносит на поле Тумасы’

10) Kusiq chakranpiqa t'ikashanchá papa.
‘Возможно, картофель цветет на поле Куси’

11) Inashuq chakranpiqa rurushansi kiwña.
‘Я слышал, что ячмень плодоносит на поле Инашу’

В задаче на язык кечуа с помощью специального грамматического показателя можно выразить тот факт, что информация, которую сообщает говорящий, не была засвидетельствована им лично, что он ее просто слышал. Это грамматическое значение относится к зоне эвиденциальности. К этой зоне относятся показатели, указывающие на то, каким образом говорящий о чем-то узнал, то есть на источник информации. В русском языке не обязательно указывать источник информации в каждом предложении, более того, как отмечает Е. В. Падучева, указание на тип доступа к информации (даже на то, что говорящий сам был свидетелем события) снижает достоверность информации:

(1) Шеварднадзе проезжал по улицам Тбилиси стремительно, его автомобиль с четырех сторон облепляли (сам видел) машины охраны. (П. Сиркес. Труба исхода (1990–1999)).

В некоторых языках при каждом употреблении глагола говорящий обязан сообщить, каким образом он получил информацию. В языке тукано, согласно А. Ю. Айхенвальд, существует, как минимум, четыре способа выразить смысл ‘собака стащила рыбу’:

(2a) diâyï wa’î-re yaha-ámi
‘собака стащила рыбу’ (я это видел)

(2b) diâyï wa’î-re yaha-ásĩ
‘собака стащила рыбу’ (я слышал шум)

(2c) diâyï wa’î-re yaha-ápĩ
‘собака стащила рыбу’ (я вижу следы этого)

(2d) diâyï wa’î-re yaha-ápï’
‘собака стащила рыбу’ (мне об этом сказали)

В примере (2a) говорящий сам был свидетелем ситуации и видел ее собственными глазами; в примерах (2b) и (2c) говорящий не видел ситуацию, но имел возможность сделать вывод о том, что ситуация произошла; в примере (2d) говорящий сам не имел доступа к ситуации и ее последствиям, но получил информацию от другого человека.

Языки, имеющие грамматическое выражение эвиденциальности при глаголе, распространены гораздо шире, чем может показаться на первый взгляд: это южнославянские языки, балтийские языки, албанский язык, тюркские, иранские, индоарийские, картвельские, абхазо-адыгские, нахско-дагестанские, финно-угорские, юкагирские языки, многие языки Северной, Центральной и Южной Америк, Австралии и Новой Гвинеи. Кажется, будто многие привычные нам языки Западной и Центральной Европы, не имеющие грамматически выраженной эвиденциальности, сами являются типологической редкостью.

Основное различие внутри значений эвиденциальности сводится к противопоставлению типов доступа к информации. Во-первых, различаются прямой и непрямой (косвенный) доступ к информации. Прямой доступ подразумевает непосредственное восприятие говорящим ситуации и/или его участие в ситуации. Восприятие при этом обычно является зрительным, но это не обязательно (например, в примере (2b) говорящий имел прямой доступ к ситуации, но не визуальный). Непрямой доступ к ситуации может предполагать восприятие последствий ситуации, умозаключение на основе косвенных фактов или получение информации от кого-то еще.

Во-вторых, различаются личный и неличный доступ к информации. Личный доступ к информации подразумевает, что говорящий знает о ситуации на основании данных, полученных им самим, а неличный — на основании данных, сообщенных говорящему. Две системы классификации эвиденциальных значений очень похожи: логично предположить, что прямой доступ к информации всегда является личным, а неличный — всегда непрямым, однако есть и промежуточные значения (как в примере (2c)). В. А. Плунгян следующим образом схематично описывает типы источников информации:

В примерах (3a) и (3b) показано противопоставление прямой и непрямой информации в турецком языке:

(3a) Ahmet gel-di.
‘Ахмет пришел’ (и говорящий это видел)

(3b) Ahmet gel-miş.
‘Ахмет пришел’ (но говорящий этого не видел)

Существуют и более дробные классификации эвиденциальных значений в языках мира. Наиболее известные принадлежат Т. Уиллету и А. Ю. Айхенвальд. Среди значений прямой эвиденциальности можно вывести визуальные и невизуальные, основанные на том, видел ли говорящий информацию своими глазами. Кроме того, в некоторых языках отдельный класс составляют эвиденциальные значения, связанные с общими знаниями, законами и так далее. В языках, имеющих показатели косвенной непосредственной эвиденциальности, можно найти способы указать на то, что информация о ситуации была получена на основе результатов этой ситуации, которые наблюдал говорящий, или на основе других типов логических умозаключений. Наконец, показатели косвенной опосредованной эвиденциальности могут зависеть от того, узнал ли говорящий информацию от своего собеседника, от третьих лиц или даже из народных преданий.

Однако в большинстве эвиденциальных систем специальный показатель имеет только один тип информации: например, только опосредованная информация или только косвенная информация. Очень распространенным типом эвиденциальных систем как раз является маркирование косвенной информации («заглазности», согласно А. Е. Кибрику). Употребляя соответствующую глагольную форму, говорящий как бы снимает с себя ответственность за правдивость информации, хотя в некоторых языках прямой связи между типом доступа к информации и ее достоверностью нет. На этой карте из Мирового атласа лингвистических структур (WALS) показано распространение систем эвиденциальности:

Распространение систем эвиденциальности

Эвиденцильность может по-разному выражаться в языках мира. Чаще всего это грамматическое значение выражается с помощью глагольного суффикса, как, например, в языке каннада:

(4) Nimma pustaka Avara hattira illav-ante.
‘Сказали, что твоя книга не рядом с ним’

В некоторых языках эвиденциальность выражается с помощью отдельной частицы. В языке лега частица ámbo выражает непрямую эвиденциальность, а частица ampó — прямую:

(5a) ámbo mû-nw-é ko mánɔ maku
‘Кажется, ты можешь выпить это пиво’

(5b) ampó έkurúrá mompongε
‘Она точно сейчас толчет рис [я это слышу]’

Часто в языках мира нет специальных показателей эвиденциальности: они либо являются частью временной системы глагола (как было в примерах (3a) и (3b) из турецкого языка), либо выражаются совместного с другими модальными значениями (например, во многих языках значение ирреальности может выражать и значение косвенной эвиденциальности). В грузинском языке одним из значений перфекта является выражение непрямого доступа к информации, в то время как другое прошедшее время — аорист — такого значения не имеет:

(6a) tovl-i mosula
‘Шел снег’ (непрямая эвиденциальность)

(6b) tovl-i movida
‘Шел снег’ (нейтрально)

В некоторых языках существуют более одного способа выразить эвиденциальные значения. Так, в языке дьяри частица pinti выражает то, что информация была передана говорящему от кого-то, а прямая эвиденциальность (информация, полученная с помощью органов чувств говорящего) маркируется с помощью аффикса -ku.

(7a) pinti nawu wakarayi
‘Говорят, что он идет’

(7b) ŋapa talara wakarala ŋanayi-ku
‘Кажется (чувствуется, пахнет), будто пойдет дождь’

На этой карте показано распространение различных способов выражения эвиденциальности:

Распространение различных способов выражения эвиденциальности

Что касается русского языка, то обычно говорят только о лексических способах указать на источник информации о ситуации (я видел, я слышал, мне сказали, видимо, будто бы, кажется и так далее). Однако некоторые конструкции русского языка могут рассматриваться в качестве примеров грамматически выраженной эвиденциальности. Е. В. Падучева приводит следующие примеры:

(8a) Бутылки не было в холодильнике.

(8b) Бутылка не была в холодильнике.

Первое высказывание, скорее всего, могло быть сделано человеком, который, открыв холодильник, не обнаружил там бутылки. Вероятно, использование существительного в родительном падеже в предложении с отрицанием при глаголе быть несет информацию о присутствии наблюдателя, то есть можно сказать, что предложение (8a) выражает прямую эвиденциальность.

Таким образом, в некоторых ситуациях эвиденциальность в русском языке может быть выражена за счет грамматических, а не только лексических средств. Однако говорить о наличии грамматической категории эвиденциальности в русском языке нельзя, ведь грамматическая категория включает в себя значения, которые говорящий на данном языке не может не выразить, а в русском языке выражение источника информации не является обязательным.

Библиография:
1) А. Е. Кибрик. Опыт структурного описания арчинского языка. Том 2 (Таксономическая грамматика). М.: МГУ, 1977. — 346 с.
2) Е. В. Падучева. Есть ли в русском языке грамматически выраженная эвиденциальность? // Русский язык в научном освещении. — 2013. — №2 (26). — С. 9–29.
3) Е. В. Падучева. Динамические модели в семантике лексики. М., 2004.
4) В. А. Плунгян. Введение в грамматическую семантику: грамматические значения и грамматические системы языков мира. — М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2011. — 672 с.
5) В. А. Плунгян. Общая морфология: Введение в проблематику. — М.: Эдиториал УРСС, 2000. — 384 с.
6) В. С. Храковский. Эвиденциальность, эпистемическая модальность, (ад)миративность // В. С. Храковский (изд.). Эвиденциальность в языках Европы и Азии. Сборник статей памяти Н. А. Козинцевой. СПб., 2007. С. 600–632.
7) Alexandra Y. Aikhenvald, R. M. W. Dixon. Evidentials and Areal Typology: A Case Study from Amazonia // Language Sciences, 1998. V. 20. P. 241–257.
8) Alexandra Y. Aikhenvald, R. M. W. Dixon (Eds.). Studies in evidentiality. Typological studies in language (Vol. 54). Amsterdam: John Benjamins Publishing Company, 2003.
9) Alexandra Y. Aikhenvald. Evidentiality. Oxford: Oxford University Press., 2004. — 452 p.
10) Wallace L. Chafe, Johanna Nichols (Eds.). Evidentiality: The linguistic encoding of epistemology. Norwood, NJ: Ablex, 1986.
11) Ferdinand De Haan. 2005. Semantic Distinctions of Evidentiality. In: Matthew S. Dryer & Martin Haspelmath (eds.). The World Atlas of Language Structures Online. Leipzig: Max Planck Institute for Evolutionary Anthropology. (Available online at http://wals.info/chapter/77, Accessed on 2020-06-07.)
12) Ferdinand De Haan. 2013. Coding of Evidentiality. In: Matthew S. Dryer & Martin Haspelmath (eds.) The World Atlas of Language Structures Online. Leipzig: Max Planck Institute for Evolutionary Anthropology.(Available online at http://wals.info/chapter/78; Accessed on 2020-06-08.)
13) R. Jakobson. Shifters, verbal categories and the Russian verb. Cambridge; Harvard, 1957. Рус. пер.: Р. Якобсон. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя / Отв. ред. О. Г. Ревзина. М., 1972. С. 95–113.
14) T. Willett, 1988. A cross-linguistic survey of the grammaticalization of evidentiality // Studies in language. V. 12.1. P. 51–97.

Задача опубликована в качестве тренировочного упражнения на сайте Принстонского университета и на сайте Североамериканской открытой олимпиады по компьютерной лингвистике.

Автор задачи — Пилар Валенсуэла.
Автор послесловия — Анастасия Пучкова.