Ипритный ветер над Средиземным морем

Иосиф Гольдфаин
«Химия и жизнь» №3, 2025

В начале декабря 1943 года наши союзники (США и Великобритания) развивали наступление на итальянском фронте. Они захватили Южную Италию и старались продвинуться на Север. Основным портом, через который снабжались войска союзников в Италии, был Бари, город-порт с населением 250 тысяч человек. В ночь со 2 на 3 декабря 1943 года порт подвергся мощной бомбардировке немецкой авиацией (96 бомбардировщиков Ju 88).

В ту ночь, чтобы ускорить выгрузку припасов для битвы при Монте-Кассино, порт, освещенный прожекторами, работал на полную мощность, то есть был как на ладони. Немецкие летчики застали противника врасплох и нанесли ему тяжелейший урон. ПВО порта проявила полную беспомощность, ни один самолет не был сбит. Так, без проблем и потерь не проходил еще ни один столь масштабный налет. Он длился всего 20 минут и был одним из самых успешных за всю войну. Никогда больше, за исключением Перл-Харбора, не было потоплено одним ударом такое количество кораблей и судов союзников.

Потери союзников при налете на Бари были больше, чем при разгроме конвоя PQ-17. Конечно, сравнивать Бари и PQ-17 было бы некорректно, если не учитывать, что в июне-июле 1942 года, когда происходили события, связанные с трагедией конвоя PQ-17, вермахт наступал на всех фронтах. И советско-германский фронт был основным. Положение там было угрожающим и туда направлялись грузы, шедшие с PQ-17. А через Бари снабжались войска, наступавшие на второстепенном театре военных действий. Только с учетом этого обстоятельства можно сравнивать эти два события.

Обратимся к источнику, который нам представляется вполне серьезным, — книге Алябьева «Хроника и тактика воздушной войны. 1939–1945 гг.» В этот вечер в порту Бари заканчивали разгрузку 30 судов союзников. Но могли быть еще и другие суда, ожидавшие разгрузки, и разные вспомогательные суда — портовые буксиры, каботажные суда, служебные катера и т.д. Так что составить полный список потерь очень трудно. Среди доставляемых военных материалов были боеприпасы и особо опасный этилированный авиационный бензин в бочках. Они-то взорвались и загорелись.

После того как передовые немецкие самолеты разбросали фольгу, чтобы парализовать радары союзников, почти незамеченными над Бари появились немецкие бомбардировщики. И только после того, как в порту стали взрываться первые бомбы, зенитки открыли огонь. Ни один прожектор не осветил небо во время атаки, ни один аэростат не загораживал воздушное пространство над Бари, ни один истребитель союзников не появился в небе. После прямых попаданий взорвались два судна, груженные боеприпасами. Взрыв был такой силы, что в радиусе 12 километров в окнах домов вылетели стекла. Был поврежден нефтепровод в порту, который загорелся вместе с кораблями-заправщиками и танкерами, к чему добавились пожары на ранее пораженных кораблях. Все это слилось в одно море огня.

Было потеряно до 30 судов, хотя не исключено, что часть из них потом подняли и отремонтировали. Этим, возможно, тоже объясняется разнобой в данных о потерях. Погибло около 1000 моряков и работников порта. Были погибшие и среди жителей близлежащих кварталов. Порт закрыли на три недели и полностью восстановили только в феврале 1944 года.

Этот успех Люфтваффе показывает, что в декабре 1943 года вермахт еще мог наносить весьма сильные удары, которые имели значительные, хотя и локальные последствия. Бомбардировка порта Бари и уничтожение всей материальной части, боеприпасов и продовольствия произошли за несколько недель до высадки союзников под Анцио и Неттуно, которая должна была открыть им дорогу на Рим. В результате продвижение союзников было временно остановлено.

А еще налет на Бари стал печально знаменитым из-за единственного за всю Вторую мировую войну случая массового поражения людей боевым отравляющим веществом (БОВ). Когда началась бомбежка, у пирса стояло судно «СС Джон Харвей» (SS John Harvey) типа «Либерти», загруженное бомбами с ипритом. Напомним: иприт (он же «горчичный газ») — это ядовитая летучая жидкость, которую широко использовали во время Первой мировой войны в качестве БОВ. В самом начале налета в «СС Джон Харвей» попал снаряд, и судно вместе с экипажем пошло ко дну. И хотя газовые бомбы были без взрывателей, многие из них треснули, и яд стал растекаться по порту. Большая его часть ушла в открытое море, но та, которая осталась, стала смертельной опасностью для людей, которые находились в воде.

Многих из моряков и солдат вытащили из зараженной ипритом воды на берег, но никто из спасенных и спасателей ничего не знал о горчичном газе. В военном управлении порта знали, какой груз был на борту «СС Джон Харвей», но в хаосе бомбардировки и пожара никто об этом не вспомнил. Некоторые из выживших вспоминали позднее, что они почувствовали запах чеснока, но не придали этому значения. А в переполненных больницах никто не позаботился о людях, которые были перепачканы нефтью, но не ранены. Их просто распределили по квартирам в их же промокшей и пропитанной ядовитым веществом одежде.

А уже через два часа стали поступать первые жалобы. Люди говорили о нестерпимой рези в глазах, словно туда попал песок. Только через 12 часов управление порта обнаружило некоторые газовые бомбы и наконец-то задумалось над грузом судна «СС Джон Харвей». Госпитали тут же информировали о том, что некоторая часть спасенных могла соприкоснуться с горчичным газом. А спустя 18 часов после бомбежки поступили сообщения о первых случаях смерти от отравления газом. Всего было насчитано 617 отравленных газом, из которых 83 умерли. Последний умер через месяц после несчастья. Если бы спасательные команды и врачи знали о характере груза и сразу приняли надлежащие меры, то многих смертей можно было избежать.

Печальный парадокс: во Вторую мировую войну химическое оружие не применяли. Но случаи поражения людей этим оружием были. Наиболее значительный их них — в Бари. Следует подчеркнуть, что действовавшая в то время конвенция о запрещении химического и бактериологического оружия запрещала только применение такого оружия. Производство и транспортировка разрешались.

Возникает вопрос: почему англо-американцы, не совершив ничего запретного, засекретили всю информацию об иприте в Бари не только во время войны, но и позже? Мы предполагаем, что во время войны они опасались напугать противника. Мол, немцы узнают, что противник подвозит химические боеприпасы к линии фронта, и нанесут химический удар первыми. Так сказать, превентивный химический удар. Но это не объясняет, почему секретность не была снята сразу после войны.

Другой, не менее важный вопрос: почему химическое оружие оказалось в опасной близости от линии фронта? Есть общепринятое объяснение, и нет серьезных причин в нем сомневаться — чтобы среагировать в случае применения химического оружия Германией. В свое время мы писали, что во время Второй мировой войны шла также «холодная химическая война» (см. «Химию и жизнь», 2015, № 4). Противники угрожали друг другу химическим оружием, опасались, что соперник его применит, принимали дорогостоящие меры предосторожности. Однако не применяли. Наиболее значительным событием этой «холодной химической войны» была трагедия в Бари.

Но все-таки, почему бы в таком случае не хранить столь опасные боеприпасы подальше от фронта? Скорее всего потому, что Италия была в то время местом, где Германия в случае использования химического оружия могла рассчитывать на значительный успех и предполагать, что для организации ответного химического удара потребовалось бы время. Могла возникнуть ситуация, когда одна сторона применяет оружие массового поражения, а другая только готовится дать адекватный ответ. За это время инициатор его применения мог бы развить успех. И, чтобы не терять времени, англо-американцы, по-видимому, решили подвезти химические боеприпасы ближе к месту их возможного применения.

В последнее время стали высказывать предположение, что англо-американцы сами хотели применить химическое оружие первыми. Мы так не считаем. Итальянский фронт не относился в то время к основным фронтам Второй мировой войны. Если бы они планировали применить запрещенное оружие, то это было бы не в Италии. Обратим внимание, как описывает этот эпизод генерал Д. Эйзенхауэр в своей книге «Крестовый поход в Европу»:

«Ночью порт и гавань подверглись воздушному налету, и мы понесли самые крупные потери от действий вражеской авиации за весь период кампаний на Средиземноморском театре военных действий и в Европе. Мы потеряли шестнадцать судов, некоторые из них с исключительно ценным грузом. Самый большой урон принесло прямое попадание бомбы в танкер, из которого хлынули потоки горящего топлива, и пламя охватило многие соседние суда. Однако одно обстоятельство, связанное с этим налетом, могло иметь самые тяжелые последствия. Одно из судов было загружено ипритом, который мы были вынуждены всегда иметь при себе в силу неуверенности относительно намерений немцев использовать это оружие. К счастью, ветер дул со стороны берега. Если бы ветер оказался со стороны моря, то произошла бы серьезная катастрофа. Действительно, какое можно дать объяснение? Кто поверил бы, что мы производили химические отравляющие вещества и возили их с собой только для репрессивных целей в случае внезапного применения противником отравляющих веществ?» (Термин «репрессивные цели» — неудачный перевод, в оригинале «reprisal» — возмездие.)

Но иногда желание обратиться к первоисточнику бывает полезным. Мы нашли утверждение, которое не может не вызвать интереса и которое было в английском оригинале, но не попало в русский перевод: «К счастью, ветер дул со стороны берега, and escaping gas caused no casualties». Потерь из-за утечки газа не было. Как в столь серьезную книгу попало утверждение, которое нетрудно опровергнуть, не понятно. Тем более что главное — сам факт утечки газа — не скрывается. Возможно, что сотрудники, которые вместе с Д. Эйзенхауэром работали над его воспоминаниями, просто не догадались, что были десятки погибших. Тем более что жертвам ставили диагноз «дерматит NYD» (Not Yet Diagnosed, не выясненной природы).

Интересно также число потопленных судов — 16. Wikipeda (статья Raid on Bari) дает список из 28 судов потерянных и нескольких поврежденных со ссылкой на серьезные источники. Однако среди них было несколько небольших судов и даже парусная шхуна, и не все они могут быть отнесены к потерянным — они ведь не утонули. Но их ремонт стал не простой задачей. И главное: их груз вряд ли уцелел! А что мы знаем про грузы, сгоревшие на берегу?

Но есть достаточно оснований считать, что какие-то другие подробности трагедии в Бари также остались неизвестными. И поневоле задумаешься — дул бы тогда ветер в другую сторону, и число погибших было бы намного больше. Это даже Д. Эйзенхауэр отметил. Но ведь ветер не мог дуть в другую сторону. Вблизи моря, как правило, дует бриз — «местный ветер с суточной периодичностью. Бриз дует на побережье морей и больших озер. Направление бриза меняется дважды в сутки: дневной (или морской) бриз дует с моря на разогретое дневными лучами солнца побережье. Ночной (или береговой) бриз имеет обратное направление».

Как мы видим, в годы Второй мировой войны режим секретности относительно химического оружия соблюдался весьма строго. И вряд ли мы что-либо еще узнаем о других несчастных случаях с боевыми отравляющими веществами в то время. Хотя скорее всего они были. Ведь работы в этом направлении развернули с большим размахом все основные участники ВМВ — Германия, Япония, США и СССР. Все это не могло обойтись без ЧП.

И возникает вопрос: а что мы знаем о химическом оружии Италии? Известно, что фашистская Италия использовала его в Эфиопии в 1936–1938 годах. Но в ходе Второй мировой войны она их не применяла. Явно побоялась. Ни одного упоминания об итальянском химоружии в годы ВМВ нам найти не удалось. Но перед войной оно было. И значит, было налажено его производство. А куда все это делось после войны? Не были ли снаряды с итальянским ипритом тайно сброшены на дно Средиземного моря? Не могут ли они вдруг потечь?

Это массовое поражение людей ипритом оставило заметный след в истории медицины. У пострадавших от воздействия газа в Бари наблюдалось замедление деления клеток. Это позволило предположить, что ядовитый газ может быть использован для подавления быстро размножающихся клеток, характерных для некоторых видов онкологических заболеваний. Было предложено использовать иприт как базу для создания лекарств от рака. Об обстоятельствах выявления столь перспективных с точки зрения медицины свойств иприта написано много, но не четко.

Мы хотим обратить внимание на одно существенное обстоятельство. Это был единственный случай массового поражения людей ипритом за всю Вторую мировую войну. И он дал материал для далеко идущих выводов. Но в годы Первой мировой войны число пораженных ипритом было в сотни раз больше. Но никто из сотен наблюдавших их врачей не задумался над использованием своих наблюдений для создания лекарств. Знаний врачей того времени о природе онкологических болезней было недостаточно чтобы осознать значение таких наблюдений.