Антон Нелихов

«Динозавры России». Глава из книги

Сумерки динозавров

Антон Нелихов

Динозавр из группы тираннозаврид

Академик Юрий Александрович Орлов шутил, что ископаемых позвоночных изучают люди с травмой головы: «Меня нянька в детстве уронила, Ефремова контузило английским снарядом, у Сушкина была дырка в голове»1.

Лев Александрович Несов прекрасно подходил на роль палеонтолога даже по такому курьезному принципу. После школы он поступил на геологический факультет Ленинградского университета и вскоре после этого, в девятнадцать лет, сильно упал с велосипеда, повредив основание мозга. Мать-медик фактически вытащила его с того света.

Справившись с сотрясением мозга, он продолжил учебу, а все его интересы постепенно свелись к вымершим позвоночным.

Несов быстро понял, что для их изучения нужна не только геология, но и биология. Он прослушал основные курсы на биологическом факультете, проштудировал горы книг по зоологии и так серьезно освоил предмет, что впоследствии легко проводил для студентов и геологическую, и биологическую практику. «Он знал всех птиц Европейской России, различал их по голосам, да и вообще был не только геологом, но и нормальным полевым биологом», — говорит его ученик Александр Аверьянов.

По сути, Несов получил в университете два образования: геологическое и биологическое, его мышление получилось двусторонним — геолого-биологическим. «Просто идеальное сочетание для палеонтолога», — считает Данилов.

Для сбора материалов к курсовой Несов отправился на берег реки Оредеж, за семьдесят километров от Ленинграда, за девонскими рыбами. Поездка выявила один из его больших талантов — фантастическое везение.

Несов никогда прежде не бывал на Оредеже, однако с ходу нашел не только местонахождение, но и два уникальных образца: мозговую коробку кистеперой рыбы и цельный панцирь громадной рыбы гетеростеуса — панцирь был размером с человека.

Несов не рассчитывал на такую удачу, упаковочного материала захватил мало. Пришлось идти за газетами в ближайшую деревню. Возле домов он заметил мальчика, спросил у него бумагу. Ребенок притащил кипу журналов «Огонек» и за компанию с Несовым отправился заворачивать в листы куски древней рыбы. Спустя годы выросший мальчик с таким восторгом рассказывал о приключении своему сыну и тот настолько пленился очарованием прошлых времен, что выучился на палеонтолога. Это Павел Петрович Скучас — один из героев этой книги.

Девонские рыбы стали для Несова мимолетной интригой, его тянуло к тетраподам. Кандидатскую диссертацию он защищал по меловым черепахам. До исследований Несова в мезозое всего СССР были известны две черепахи, Несов увеличил их число в разы. В диссертации он рассматривал тринадцать семейств.

Работа настоятельно требовала новых материалов, и в 1977 году Несов отправился на меловые отложения Средней Азии, в Кызылкумы. Он неделями вышагивал вдоль холмов, по промоинам и оврагам, подбирал кости и фрагменты черепашьих панцирей. Одну интересную находку он описал как новый род кызылкумемис (Kizylkumemys shultzi). У черепахи необычная внешность: по центру панциря тянулся костный гребень. Не исключено, что в этом сказался половой диморфизм и гребни росли только у самцов.

Кроме черепах, попадались обломки костей динозавров, зубы акул, окаменелая древесина. Но больше всего — черепах.

Главное открытие ждало Несова вечером последнего дня экспедиции.

У палеонтологов есть шуточное суеверие о «проклятии последнего дня». Именно в этот день, когда нет времени на раскопки, находят самые ценные остатки. Собирать их приходится чуть ли не бегом.

В сумерках, собирая вещи для отъезда, Несов заметил среди песка крошечную кость размером с зернышко риса — голень лягушки мелового периода. Это была первая на территории СССР кость мезозойской лиссамфибии.

Казалось бы, не велика ценность: лягушка и лягушка, но для Несова эта кость стала поворотным событием в жизни.

«Он понял, что не то ищет. Раз сохраняются мелкие, незаметные и очень хрупкие кости амфибий, значит, фауна должна быть гораздо богаче черепах и динозавров, и искать ее надо по-другому: надо просеивать и промывать породу, а не собирать крупняк с поверхности», — рассказывает Данилов.

Ночью Несов не спал и второпях в темноте просеивал песок почвенным ситом. Он набрал мешок концентрата, привез в Ленинград, за зиму перебрал. В концентрате оказались обильные мелкие остатки рыб, амфибий, ящериц и один зуб маммалиаформа. Фауна поразительно напоминала находки из позднего мела США, описанные Ричардом Эстесом2.

Эстес был одним из немногих чернокожих палеонтологов и занимался всеми немаммальными меловыми позвоночными Северной Америки. Подавляющее большинство его образцов — меньше сантиметра в длину. Их добыли с помощью масштабной промывки породы.

Методику промывки стали массово применять в США в 1950–1960-х годах для поиска зубов маммалиаформ. Коллекции немедленно выросли как на дрожжах, а прежде единичные зубы стали исчисляться сотнями. Методика промывки буквально перевернула палеонтологию, как открытие бактерий изменило биологию: оказалось, континентальные отложения изобилуют мелкими остатками, которые вполне поддаются анализу и интерпретации.

До этого континентальный мезозой ограничивался крупными динозаврами. Промывка позволила открыть их мелких соседей. Стало очевидным, что динозавры составляли лишь часть наземных экосистем, причем не самую разнообразную и даже не самую многочисленную.

Обширную промывку выполнили на меловых отложениях Вайоминга. Зубы маммалиаформ взялся изучать палеонтолог Уильям Клеменс, а Эстесу досталось все остальное: пресноводные акулы, скаты, осетры, амфибии, ящерицы, птерозавры. Монография Эстеса об этих остатках стала настольной книгой Несова. «Она была его библией», — говорит Аверьянов.

В книге, кроме описания костного материала, говорилось, как правильно промывать и просеивать породу.

Летом следующего, 1978 года Несов с двумя студентами и книгой Эстеса в рюкзаке вернулся в Кызылкумы. Метод работы изменился. Несов со студентами вместо сбора больших остатков буквально ползал на карачках и сантиметр за сантиметром осматривал поверхность песка, а в самых богатых местонахождениях просеивал породу ситами.

Удача не изменила ему: из второй поездки Несов привез челюсть мелового маммалиаформа, позже описанного как даулестес (Daulestes kulbeckensis). «Это одно из самых мелких млекопитающих в истории. Как он разглядел эту челюсть, не понимаю. Ирония заключается в том, что место находки — самое бедное на млекопитающих во всей Средней Азии», — говорит Аверьянов.

Вслед за своим кумиром Эстесом Несов решил заняться всеми группами позвоночных. По своим сборам он принялся в промышленных масштабах описывать рыб, птерозавров, ящериц и особенно маммалиаформ, которыми интересовался сильнее всего.

Каждый отпуск, едва закончив занятия в университете, он ехал «просеивать Азию». Скоро добытые им коллекции стали одними из богатейших для всего мелового периода Восточного полушария.

До Ташкента Несов ехал на поезде, дальше в пустыню добирался на попутках, автобусах. Пешком продвигался к Фергане, иногда изгибал маршрут в сторону урочища Джаракудук. За собой по пустыне тащил тележку с рюкзаками, мешками и большими алюминиевыми бидонами из-под молока, куда засыпал концентрат.

В экспедиции ездил за свой счет. В пустыне жил полтора-два месяца, пока не приходило время возвращаться в университет, вышагивал сотни километров, методично обследуя местность. Времени было мало, планов много, экспедиции получались короткими и интенсивными.

За несколько лет он открыл сотни местонахождений. Мимо многих можно пройти и ничего не заметить. Несов замечал все. «Просто фантастический поисковик», — удивляется Аверьянов.

С годами методика шлифовалась. Местонахождение вначале «проползали на коленях», потом просеивали породу.

Походная одежда — белоснежные рубашки, белая шапка с задником или полотенцем, чтобы не сгорела шея, штаны с кожаными наколенниками, чтобы не дырявились от ползанья по песку. Палатки Несов не брал, ночевал в спальном мешке под открытым небом, а во время ураганов забирался в специальную полиэтиленовую трубу, чтобы летящий песок не мешал спать.

Условия были крайне суровыми, но Несов их не облегчал, а напротив, старался усложнить. Он полагал, что ничего не дается даром, достичь хорошего результата можно только большими усилиями. Подчас он искусственно создавал сложности для себя и студентов, чтобы результат доставил больше удовольствия.

Экспедиции подчинялись жесткому распорядку. Подъем в темноте, до восхода солнца. Дежурный разогревал остатки ужина и выдавал всем по две кружки чая. До полудня все ползали по местонахождению, над которым был натянут белый тент. Солнце жарило, мухи садились на липкое от пота лицо, глаза слезились от яркого света и напряжения. В канистрах стояло 20–30 литров воды, их выпивали за день.

«Воды пили много, надо потеть, иначе как охлаждаться?» — вспоминает жена Несова, палеоботаник Лина Головнева.

В солнцепек температура воздуха переваливала за сорок, поверхность песка обжигала, как раскаленная сковородка, ветер напоминал поток горячего воздуха из фена3. Работы сворачивали, шли отдыхать.

На обед выдавали две витаминки. Этого хватало: в жару есть не хочется. «Чайник заваривали так: в черной канистре утром ставили воду, через пару часов была кипяченая вода, градусов девяносто. Можно заваривать чай без костра», — рассказывает Аверьянов.

Затем сиеста — и снова на коленях искать косточки, уже до темноты. На ночлег к лагерю шли в потемках, собирая саксаул для костра. Ужин под черным небом — и спать. «Небо там чистое, Млечный Путь жирный, и каждую секунду видно, как пролетает несколько болидов, настолько оно чистое», — говорит Аверьянов.

Не раз и не два случались смертельно опасные ситуации. В один день Несов провалился в яму с зыбучим песком. Прыгнул с уступа и ушел в песок по пояс, но сумел выбраться самостоятельно. В другой раз один из студентов ел виноград, не заметил осу, она укусила его за язык, который тут же раздуло как кирпич. Студент стал задыхаться, Несов ухитрился пропихнуть ему в глотку таблетку и спас. Никакой медицинской помощи в округе, конечно, получить было нельзя.

Коллекции оправдывали опасности и сполна объясняли ажиотаж.

Двадцать лет Несов ездил в Среднюю Азию за мелкими костями. Во многих местах до него бывали палеонтологи, но недовольные отсутствием крупных скелетов, бросали работы и ставили на местонахождении крест. И только Несов сумел открыть потрясающее богатство мезозойской Средней Азии.

С описаниями он не затягивал. Голова у него работала круглосуточно, он постоянно что-то обдумывал. В пустыне под раскаленным солнцем ползал с дневником, если что-то приходило в голову, тут же записывал, если находил интересный образец, немедленно зарисовывал. За день исписывал десятки страниц, с блокнотами не расставался никогда. В городе мог остановиться на улице и начать записывать мысли о вымерших животных. Однажды пошел с женой в театр, захватил тетрадки, писал до начала представления, а когда выключили свет, огорчился, что дальше писать не получится. Во время прогулок с ребенком сажал его в песочницу, сам пристраивался рядом и писал, писал, писал...

Изобилие материала вынуждало торопиться. Несов работал все быстрее, говорил: «Не надо копаться, надо все делать быстро». Всего он написал более 170 статей и две монографии. Большинство ученых сталкиваются с проблемой, как написать статью, а Несов не знал, где их печатать в таком количестве4. Он описал 388 таксонов и даже один класс, в основном мезозойских позвоночных: рыб, амфибий, динозавров, птиц, ихнофоссилий.

После сорока лет у Несова неожиданно появилась большая тревожность, которая приходила приступами. Он лечился от этого душевного недуга, два раза ложился в больницу. Но хороших лекарств в те годы не было. На этот фон наложились распад СССР, экономический кризис, смена работы и сильное падение заработка. Болезнь, возможно, стала следствием той травмы, которую Несов получил в юности.

Звоночки звенели все громче. В одну из последних экспедиций по Азии за отрядом прибыл вертолет. Несов отказался лететь с другими и ушел в пустыню. Потом вернулся домой привычно — пешком, на попутках и поезде, с тележкой, заставленной тяжелыми рюкзаками.

1 октября 1995 года он покончил с собой.


За семь лет до трагической развязки, в 1988 году, Несов совершил очередное крупное открытие. Вместе со своей женой Линой Головневой он отправился на север, на Корякское нагорье Чукотки.

Головнева занималась пограничными флорами мезозоя и кайнозоя. В Корякии были богатые местонахождения и позднемеловых, и раннепалеоценовых растений.

В тот год Головнева наметила работы на разрезах последнего века мелового периода — маастрихта. Эти породы выходили на свет в районе реки Каканаут. С Несовым они долетели до Анадыря, оттуда двести километров на вертолете к Пекульнейскому озеру, его пересекли на катере, а затем бригада оленеводов подбросила их на тракторе еще километров на пятнадцать ближе к Каканауту.

Каканаут — небольшая река в окружении лысеющих горных вершин. В нее впадает множество ручьев, прорезающих темные толщи позднего мела.

Антон Нелихов

Долина ручья Два Медведя, где были найдены зубы динозавров и скорлупа их яиц. Маленькая белая точка внизу обрыва — палеонтолог. Фото Л. Б. Головневой

«Я ехала за растениями, а Лев за динозаврами, он их везде искал. Когда собирался на Чукотку, всем говорил, что будет искать динозавров. Ему отвечали: ну какие динозавры на Чукотке?..» — говорит Головнева.

Лето выдалось холодным, ручьи были завалены снегом. Хотя на склонах холмов зеленела трава, внизу в оврагах лежали сугробы.

Породы оказались необычными: сцементированный, очень плотный вулканический пепел — тефра. Некоторые слои были переполнены отпечатками листьев, в других слоях листьев не было, залегали только крупные обломки древесины. Слои возвышались крутыми обрывами вдоль ручьев и подчас достигали высоты шестиэтажного дома.

«Я смотрю на стеночку, говорю: „Лев, какая-то здесь странная древесина, какая-то не такая...“ — вспоминает Головнева. — А он отвечает: „Какая древесина? Это же кость!“»

Антон Нелихов

Кость гадрозавра в вулканогенных отложениях возле реки Каканаут. Фото Л. Б. Головневой

Кость была черная, с глянцевой блестящей поверхностью, размером с полено.

Следующие дни Несов провел, разбирая темный слой тефры. Костей оказалось много, но все они были разрозненные, часто поломанные. Извлекать их было нелегко. Слой с костями выходил на большой высоте, тефра едва поддавалась молотку и была гораздо тверже костей.

Несову удалось извлечь несколько десятков костей и зубов динозавров. Их обладатели обитали на Чукотке незадолго до великого вымирания в конце мелового периода.

Регион тогда отличался сильной вулканической активностью. Захороненные на Каканауте динозавры жили совсем рядом с вулканом. Зерна пепла в слое были крупные, значит, вулкан находился не дальше чем в десяти километрах: тяжелые частицы далеко не летают.

Спустя пятнадцать лет Головнева вернулась на местонахождение с Паскалем Годефруа. Они нашли еще один слой с костями, а в нем небольшую прослойку с зубами и обломками яиц — первыми яйцами полярных динозавров. Скорлупа принадлежала как минимум двум типам яиц.

Находка стала еще одним доказательством, что динозавры постоянно жили в приполярных и полярных областях. Химический анализ скорлупы показал, что во время кладки самки динозавров пили талую воду. Вероятно, она поступала с возвышенностей, на которых лежали снежные шапки.

В следующие годы Головнева еще два раза приезжала на динозавровые слои Каканаута, были найдены две «ноги» — большие бедренные кости динозавров. Других захоронений костей не нашлось, только два слоя с небольшими выходами на поверхность.

Ничего более целого, чем отдельные кости и зубы, найти не получилось, но и они дали важную информацию.

Зубы принадлежали целому зоопарку динозавров: гадрозаврам, цератопсам, тираннозаврам, дромеозаврам, гипсилофодонтам, троодонтам и анкилозаврам, которые жили 66–68 миллионов лет назад.

Впервые удалось открыть очень богатую полярную фауну динозавров. Она оказалась не менее разнообразной, чем в южных регионах. Годефруа говорил журналистам, что для всех это был большой сюрприз5. Причем сопутствующая фауна отсутствовала: ни черепах, ни крокодилов. Вероятно, здесь в самом деле было холодно и некомфортно для привычных нам рептилий. На Чукотке нашли только динозавров.

По остаткам растений удалось точно определить температурный режим.

В конце мелового периода в окрестностях Каканаута средняя годовая температура составляла 12 градусов по Цельсию (плюс-минус два градуса), примерно как в современной Анапе или Краснодаре. Летом температура в среднем колебалась около 20,6 градуса, зимой — около 4,8, но иногда могли случаться слабые заморозки6. Снег был редкостью, и динозавры едва ли сталкивались с ним каждый год.

Неподалеку располагалось море. Климат можно назвать умеренным морским7. Больше всего он напоминал климат японского острова Хонсю с мягкими зимами и большим количеством осадков.

Динозаврам серьезно мешали две особенности региона: холод и полярная ночь. Как они с ними справлялись, неясно. Вероятно, у них была какая-то другая, еще не вполне понятная нам физиология.

Может быть, динозавры успевали нагулять жир за лето? Или в сумерках питались хвойными и корой? Неясно. Вегетационный период у растений Каканаута длился примерно семь месяцев, полярная ночь — около трех месяцев. Точно так же непонятно, как приспособились к полярной ночи сами растения. Подобно динозаврам, они отличались большим разнообразием. На сегодняшний день в окрестностях Каканаута добыты остатки почти полусотни видов.

В конце мелового периода здесь росли хвойные и широколиственные леса с платанами, секвойями и древнейшими березовыми. Состав флоры отличался мозаичностью: типичные меловые растения были перемешаны с палеоценовыми.

Ископаемая флора Чукотки имеет мировое значение. Она позволяет в деталях проследить изменения, которые случились с растениями накануне, во время и сразу после массового вымирания. Такая последовательность есть только здесь и в Северной Америке.

Растения, конечно, преподнесли сюрприз. По ним не видно следов серьезного катаклизма. Даже границу мелового и палеогенового периодов по растениям провести сложно. Недавно ее пришлось сильно сдвинуть из-за найденной ископаемой раковины моллюска: слой считался палеоценовым, а оказался меловым.

Изменения у растений происходили, но были постепенными и не катастрофическими. Это высвечивает вымирание динозавров в новом свете. Их могли погубить не комета или масштабные извержения вулканов, даже не пресс со стороны подросших млекопитающих, а растения. Подобная гипотеза палеоботаников выглядит убедительной.

Большинство динозавров, подобно другим крупным животным, обитали в открытых ландшафтах. На Чукотке в конце мелового периода, по словам Головневой, было что-то вроде африканской саванны. Леса не подходили для жизни десяти- и двадцатиметровых динозавров. Они бы там попросту не развернулись.

На эти саванны шло наступление цветковых, среди которых с середины мелового периода появились древесные формы. Процесс был небыстрым и затянулся на 60 миллионов лет. Вначале цветковые деревья заселили долины рек, вытеснив хвощи и папоротники. Вдоль водоемов встали «заборы» из цветковых. Затем они начали наступление на саванны, междуречья тоже стали зарастать лесом. К концу мелового периода на месте недавних папоротниковых саванн раскинулись дремучие чащи. Крупным динозаврам просто стало негде жить.

Антон Нелихов

Отпечаток листа цветкового Zizyphoides nobilis с реки Каканаут. Фото Л. Б. Головневой

Получается, цветковые растения стали одним из факторов — и быть может, решающим — в вымирании динозавров. С известной долей юмора можно сказать, что динозавров победили березки.

По остаткам растений, кроме того, заметно усиление влажности на границе мелового периода. А вот похолодания, которое предполагают после падения космического тела, по растениям не видно. Вероятно, не было затяжной зимы, якобы начавшейся из-за выброшенной в атмосферу пыли от удара кометы.

Увеличение влажности сыграло в пользу цветковых: их число выросло в разы, появились ореховые и буковые, бурно распространились березовые. Они заполнили недавнее царство папоротников и цикадофитов.

В новых ландшафтах уже не было динозавров, они ушли со сменой декораций. Начался новый мир, и в нем появились свои, новые герои.


1 Устное сообщение А. С. Раутиана.

2 Estes R.D. 1964. Fossil vertebrates from the Late Cretaceous Lance Formation, Eastern Wyoming. University of California Publications in Geological Sciences, 49: 1–180.

3 Данилов И. Г., Резвый А. С. За меловыми позвоночными в Кызылкумы // Многогранная геология. Вып. II. СПб., 2008. С. 196.

4 Черепанов Г. О. Памяти Льва Александровича Несова (1947–1995) // Интегративная палеонтология: перспективы развития для геологических целей. Материалы 63-й сессии Палеонтологического общества. СПб., 2017. С. 235.

5 Pickrell J. Weird Dinosaurs. The Strange New Fossils Challenging Everything We Thought We Knew. New York, 2017. P. 113.

6 Zolina А. А., Golovneva L. B., Spicer R. A. Latest Cretaceous (Maastrichtian) climate of the Koryak Upland of North-East Russia based on a quantitative analysis of a palaeo-polar flora // Palaeogeography, Palaeoclimatology, Palaeoecology. 560. 2020.

7 Золина А. А. Позднемаастрихтская каканаутская флора Корякского нагорья (Северо-Восток России) // Палеострат-2021. Тезисы докладов. М., 2021. С. 34.


2
Показать комментарии (2)
Свернуть комментарии (2)

  • olegov  | 09.09.2022 | 14:38 Ответить
    Все таки березки победили динозавров? а я думал метеоритом всех раздавило, век живи век учись
    Ответить
  • vicing  | 30.03.2025 | 01:23 Ответить
    Cпасибо, что написали о Льве Саныче! С большой теплотой вспоминаю замечательное поле в Кахахстане с ним!!
    Ответить
Написать комментарий

Новые поступления






Опубликованные главы






Элементы

© 2005–2025 «Элементы»