Математическое моделирование в экологии:
Историко-методологический анализ

1.4. Предлагаемое решение

Как всегда, проблема принципиально не нова. Перенесемся мысленно в какой-нибудь западноевропейский город XIII века. Духовная жизнь сосредоточена вокруг религии, а интеллигенция занимается преподаванием не науки или философии, а религиозными истинами. Представим себе, что завтра предстоит читать не математическую лекцию о центральной предельной теореме, а проповедь на какую-нибудь животрепещущую тему, скажем, о предопределении. Вопрос чрезвычайно важен — является ли судьба каждого отдельного человека (т. е. куда ему в конце концов попадать — в ад или в рай) предопределенной с момента его рождения и даже от века веков или можно повлиять на окончательное решение этого вопроса, если творить добрые дела, поменьше грешить, чаще и искреннее раскаиваться и т. д.? Проповедник понимает, что нужно привести мнения отцов церкви по этому поводу, но мнения эти несколько различны, так что окончательное решение как бы теряется в тумане, а главное — они выражены в слишком общих терминах, так что прихожане, наверное, заснут еще в начале проповеди.

Какой же имеется якорь спасения? Обратимся к книге А. Я. Гуревича [24]. Оказывается, что существовали exempla, т. е. специальные сборники примеров для использования в проповедях. Например, проповедник мог рассказать, как некий Ганс, дитя благочестивых родителей, в юности сбился с пути, грешил, кутил и безобразничал. Но однажды после очередного дебоша Ганс заснул тяжелым сном, и к нему явились черти, взяли его душу, как полагается, острыми железными крючьями и носили ее в ад с целью образовательной и воспитательной. Важны были подробности — детали тех мучений, которые видел Ганс: за какой именно грех что полагалось. Затем, по безграничному милосердию Господа, черти всё-таки вернули душу Ганса назад в тело и, проснувшись рано утром, он побежал исповедаться, гадостей больше не делал, а исповедник записал рассказ Ганса, чтобы включить его в книгу примеров (конечно, в редакции, не нарушающей тайну исповеди). Естественно, что когда речь шла о подробностях, заснувшая аудитория немедленно просыпалась.

Основная задача данной книги в том и заключается, чтобы ввести в употребление несколько примеров подобного рода, которые могут использоваться не в религиозных проповедях, а в преподавании философии науки. Сразу же возникает вопрос, каким образом авторы книги предполагают ездить в ад? Вообще говоря, успехи современной глубинной психологии позволяют съездить в тот самый ад, куда черти носили душу Ганса. Знаменитый Станислав Гроф сначала осуществлял это с помощью ЛСД, а после запрещения опытов с этим препаратом научился делать то же самое без препаратов, употребляя только музыку, специальное («холотропное») дыхание и некоторые массовые эффекты. Судя по его описаниям (см., напр., [23]) и по беседам с непосредственными участниками таких сеансов, в этих экспериментах устойчиво воспроизводятся картины массовых экзорцизмов.

Но мы не владеем методами современной глубинной психологии. Наш ад значительно менее глубок, красочен и интересен, но все-таки хоть плохонький ад, но есть. Чтобы был ад, должен сначала быть грех, и возникает вопрос, что является аналогом первородного греха для специалиста, занятого научными исследованиями? Ответ: если сказать грубо, то это глупость, а если сказать вежливо — то недостаточная осведомленность. Дело в том, что любой объект может изучаться разными науками, разными методами и с разных точек зрения, а специализация в науке зашла так далеко, что нет человека, который бы владел сразу всеми методами, имеющими отношение к какой-то конкретной проблеме.

Специалист неизбежно узок, и эта узость передается от поколения к поколению, как и первородный грех, а избавиться от нее нельзя. Некоторые известные книги характеризуются особенно высокой концентрацией греха недостаточной осведомленности. Таковы, например, «Диалектика природы» и «Материализм и эмпириокритицизм». Если верить Д. Джойсу⁸ , в аду стоит невыносимый смрад, вызванный обилием греха. Таковой присутствует, в частности, и в вышеназванных книгах. Это имело то практическое применение, что делало эти книги эффективным орудием при испытаниях инициации: на экзамене требовалось доказать, что от этих книг исходит аромат роз. Например, П. Фейерабенд, охотно цитировавший классиков марксизма, данного испытания не выдержал: он нигде не цитирует «Материализма и эмпириокритицизма», что и обличает его неискренность.

То обстоятельство, что перемена методической позиции позволяет съездить в ад, является общим местом всей философии с древнейших времен. Сократ вызывал отчаяние и радость своих сограждан, критикуя их высказывания логико-семантическим методом. Цитированный выше В. Куайн тоже создает некое подобие ада, которое, на наш взгляд, нехорошо лишь тем, что имеет интерес для слишком узкого круга. Весьма талантливо свозил в ад Галилея только что упомянутый П. Фейерабенд. Он показал, что, во-первых, Галилей был недостаточно умен, чтобы понять геометрическую оптику Кеплера, а во-вторых, видел невесть что в свой телескоп. В частности, рисунок Луны, опубликованный Галилеем, имеет мало общего с современными нам фотографиями Луны.

Наш метод, по преимуществу, вероятностно-статистический с интенсивным использованием компьютера. Если попытаться искать возможно глубже, то вероятно, можно обнаружить, что речь идет о некоторой мистике чисел, которая в чем-то близка пифагорейцам. Так мы считаем вполне законным вопрос: «чего на самом деле хотят те числа, которые являются результатами той или иной экспериментальной работы?» Но пифагорейцы рассматривали свойства различных, чем-либо замечательных чисел каждого в отдельности, в то время, как обработка сравнительно больших числовых массивов им, пожалуй, не приходила в голову. Эксперименты, в которых получаются, а затем и обрабатываются результаты многих измерений, характерны для науки нового времени. Широкое применение компьютеров радикально расширило возможности обработки информации. Мы не можем заново повторить те или иные экологические эксперименты, но мы можем провести более современную обработку их результатов.

Конечно, при этом приходится посетить ад, но сама суть педагогического метода exempla состоит в том, чтобы примеры были как можно более разнообразны, чтобы можно было подобрать такой грех, который касается студентов именно данной специализации. Если речь идет о подготовке экологов и об их математическом образовании, то его философская часть тогда лишь будет интересной для студентов, когда она будет отправляться от специфического греха, свойственного данной научной специализации, и от специфического наказания в аду.

В заключение несколько слов о другой стороне медали. Если есть грех, то должна же быть и возможность искупления; если есть ад, то должен быть если не рай, то хоть какая-нибудь возможность не всегда пребывать в аду. Удивительное свойство науки заключается в том, что любую критику она умеет обратить себе на пользу. Бесполезно пытаться подорвать основы науки (а также и основы веры в науку), потому что этого сделать нельзя. Любой критик, в конце концов, занимает позицию апостола Фомы, который притворяется неверующим, критикует и исследует лишь затем, чтобы иметь право воскликнуть: «Верую, Господи!» Но в науке позволительно одновременно с этим возгласом определить, во что именно можно веровать. Такая попытка в отношении математической экологии также делается в данной книге.

⁸ «Портрет художника в юности», см [26], стр. 314. (Вернуться)