Н. И. Вавилов и Т. Д. Лысенко в пространстве историко-научных дискуссий

Эдуард Колчинский
«Природа» №1, 2018

Об авторе Эдуард Израилевич Колчинский — доктор философских наук, профессор, заведующий сектором истории эволюционной теории и экологии Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН, член Линнеевского Лондонского общества, член-корреспондент Международной академии истории науки, главный редактор журнала «Историко-биологические исследования». Сфера научных интересов — история эволюционной теории и социальная история науки.

Н. И. Вавилов, начало 1930-х гг. Фото из архива кабинета-музея Н. И. Вавилова в Институте общей генетики РАН

Имя Николая Ивановича Вавилова (1887–1943) известно во всем мире. В историю он вошел как генетик, ботаник, растениевод, селекционер, географ, путешественник и организатор науки, отдавший, подобно Джордано Бруно, за нее жизнь. Удивительная многогранность таланта Вавилова и трагическая судьба ученого, столь много сделавшего для «зеленой революции» и умершего от голода в тюрьме, привлекает внимание историков науки уже более полувека. Тем не менее в последние 10–12 лет множатся усилия оправдать тех, кто причастен к его гибели, включая его главного оппонента — агронома Трофима Денисовича Лысенко (1898–1976), провозгласившего в 1934 г. вместе с философом И. И. Презентом создание мичуринской агробиологии как альтернативы мировой науке.

Цель настоящей статьи — рассмотреть недавние попытки переоценить противостояние Вавилова и Лысенко с учетом эволюции нарративов о них в разных социально-культурных контекстах. Дискуссия о «деле Вавилова и Лысенко» связана с именем И. В. Сталина, что придает любой работе о них идеолого-политическое и даже сакральное значение. Давно произошла сакрализация и самих оппонентов, которых традиционно рассматривают в дихотомии «гений — злодейство». Если в Вавилове видят приверженца мировой науки, то в Лысенко — самобытной российской агробиологии.

Сакрализация противостояния

В настоящее время налицо все элементы культа Вавилова: многократные переиздания его работ, включая собрания сочинений; всё новые марки и почтовые конверты с его изображением, скульптуры и портреты в офисах; увековечивание в названиях институтов, вузов, обществ, журналов, библиотек, улиц, станций метро и даже больниц; учреждение премий, медалей и т.д. Эта сакрализация уходит корнями в 1920-е годы, когда на страницах газет его представляли как человека, готового решить «проблему хлеба» и «накормить человечество». Он пользовался поддержкой властей, включая председателя Совнаркома А. И. Рыкова, управляющего его делами Н. П. Горбунова, «любимца партии» Н. И. Бухарина и ее генерального секретаря И. В. Сталина. Благодаря их доверию он стал членом ЦИК СССР (1926–1935); ему поручили создать в 1929 г. Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук (ВАСХНИЛ) и Всесоюзный институт растениеводства (ВИР). В Вавилове лидеры партии и правительства тогда видели олицетворение «союза науки и труда», ученого, поверившего в идеалы социализма и соединившего теорию с практикой. До 1929 г. он сохранял независимость в научной стратегии, кадровой политике и организационных делах.

Решение проблемы голода Вавилов видел в мобилизации мировых ресурсов культурных растений и их диких сородичей путем систематических поисков форм, перспективных для селекции, и в организации научно обоснованной системы селекции и семеноводства. С этой целью он объехал более 40 стран на пяти континентах и создал широкую сеть сельскохозяйственных институтов и селекционных станций. В литературе его основными достижениями признаны: учение об иммунитете растений к инфекционным заболеваниям (1919, 1935); закон гомологических рядов в наследственной изменчивости (1920, 1934); концепция центров происхождения культурных растений (1926); политипическая концепция вида (1931, 1940); ботанико-географическое и генетико-экологическое обоснование принципов семеноводства и селекции (1934). Под его редакцией вышли три тома «Теоретических основ селекции» (1935–1937), им основана серия «Культурная флора СССР» (1935). Годы, прошедшие со дня гибели Вавилова, показали, что его исследования лежали в русле основных тенденций развития биологии XX в. и сохраняют свое значение в наши дни.

Т. Д. Лысенко, 1935 г. Фото из архива К. М. Завадского, работавшего с Н. И. Вавиловым и Т. Д. Лысенко в 1930-х гг.

Иначе дело обстоит с работами Лысенко, сакрализация которого началась немного позднее — в конце 1920-х годов, когда сложилось тяжелое положение в сельском хозяйстве [1, с. 26–64]. По инициативе наркомзема УССР А. Г. Шлихтера в партийной печати началась агрессивная пропаганда мифа о «народном академике» Лысенко, предложившем путем яровизации спасти от вымерзания озимые сорта пшеницы и резко повысить урожайность [2, v. 1, p. 67–96]. В директивном порядке стали внедряться плохо проверенные методы обработки зерна перед посевом, которые быстро показали неэффективность и даже вредность из-за повреждения семян и снижения всхожести. Но Лысенко постоянно инициировал новые прожекты, не сохранившиеся ни в науке, ни в агротехнике. На сегодня в литературе нет предложенных им теорий «стадийного развития», «сверхскоростного выведения сортов», «внутрисортового перекрестного скрещивания самоопылителей», «летних посадок картофеля», «использования кур для склевывания долгоносиков» и т.д. Чтобы скрыть провалы своих начинаний, в середине 1930-х годов Лысенко, возглавивший к тому времени Институт генетики и селекции в Одессе, выступил против мировой науки как чуждой задачам социалистической деревни. Философско-политическое сопровождение этих атак против современной биологии обеспечивал Презент. Лысенко удалось заручиться поддержкой Сталина, в присутствии которого он не раз обвинял Вавилова, других генетиков и селекционеров во вредительстве. В 1935 г. Вавилова освободили от должности президента ВАСХНИЛ; в течение нескольких лет шла его непрерывная травля, а 6 августа 1940 г. он был арестован. Президентом ВАСХНИЛ еще в 1938 г. был назначен Лысенко, а после ареста Вавилова он возглавил и Институт генетики АН СССР, также основанный Вавиловым. Противодействие мичуринской агробиологии стало главным пунктом обвинения и доказательством «вредительской деятельности» Вавилова [3, с. 62, 65, 170].

И. И. Презент, В. И. Разумов и К. М. Завадский на кафедре дарвинизма ЛГУ, 1948 г. Фото из архива К. М. Завадского

Аресты Вавилова и его сторонников в Ленинградском государственном университете (Г. Д. Карпеченко, Г. А. Левитского, Л. И. Говорова, К. А. Фляксбергера и др.) сопровождались репрессиями против сотрудников ВИР и Института генетики АН СССР. Передовая статья «Биофак должен стать оплотом революционной передовой науки» в газете «Ленинградский университет» от 14 марта 1941 г. требовала от профессоров и студентов биофака признать взгляды Вавилова вредительскими, а учение Лысенко единственно верным. Отказавшихся арестовывали, увольняли, исключали из комсомола, отчисляли. Кафедру генетики растений, возглавляемую Г. Д. Карпеченко, заняла Б. Г. Поташникова — жена И. И. Презента. Сам Презент весной 1941 г. похвалялся участием в расправе над Вавиловым, цинично отвечая на вопрос о его судьбе словами Каина: «Что я, сторож брату своему?». Но, в отличие от разработок Вавилова и его сторонников в селекции и семеноводстве, рекомендации Лысенко, к тому же заимствованные у других авторов, оказались неэффективными и не спасли страну от голода во время войны и засухи 1946 г. С резкой критикой мичуринской агробиологии выступили видные генетики, эволюционисты, физиологи растений (К. Дарлингтон, Ф. Г. Добржанский, Н. П. Дубинин, П. Н. Константинов, Д. Н. Прянишников, К. Сакс, В. Н. Сукачев, Р. Уайт, Р. Фишер, С. Харланд, Дж. Хаксли, И. И. Шмальгаузен и др.). Недовольство Лысенко назревало в партийных и правительственных кругах, уставших от его бесконечных прожектов и доносов.

«Союз науки и труда — залог высоких урожаев!». Плакат художника В. Корецкого, 1948 г.

Тем не менее Лысенко удалось представить, что его критика инспирирована врагами СССР, и снова заручиться поддержкой Сталина. В условиях начавшейся холодной войны на августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. взгляды Лысенко были объявлены передовой биологией, а альтернативные — заклеймены как буржуазные, идеалистические, механистические и т.д. Тысячи биологов были уволены или сменили темы своих исследований. В науке и в высшей школе на несколько лет установилась диктатура Лысенко. Ему приписывали огромные научные достижения, обеспечивающие процветание сельского хозяйства благодаря изгнанию вейсманистов, морганистов, менделистов. Именно в таком образе он был представлен на рисунке в журнале «Огонёк» за 1 января 1949 г., где его ближайшие подручные И. И. Презент и Н. В. Турбин, как Священное Писание, несли труды И. В. Мичурина. Однако насильственное внедрение политики в исследовательскую практику привело к отставанию отечественной биологии, вызвало недовольство отечественных ученых и выход их зарубежных коллег из коммунистических партий Англии, Италии, Франции, Японии. В 1952 г. уже Сталин санкционировал критику Лысенко. В 1956 г. по требованию нескольких ведущих советских биологов, физиков, химиков и математиков («письмо трехсот») Лысенко был снят с поста президента ВАСХНИЛ. Но, став личным советником Н. С. Хрущева по сельскому хозяйству, он в начале 1960-х годов — ненадолго до засухи 1962–1963 гг. — вновь возглавил ВАСХНИЛ. После отставки Хрущева Лысенко потерял всякое влияние, а его взгляды специальная комиссия АН СССР признала псевдонаучными.

Объективный анализ событий тех дней затруднен эмоциональным отношением к ним самих историков науки, которые были или свидетелями трагического противостояния, или учениками его участников. Живы и сыновья обоих героев: Ю. Н. Вавилов и Ю. Т. Лысенко. Лица, вовлеченные в прошедшие события с обеих сторон, описывали себя невинными жертвами противников, изображая тех как воплощение зла и исчадие ада. Сакрализация участников противостояния, т.е. написание их биографий как жития святых, невольно вызывает критическое отношение ко многим подобным сочинениям и питает конспирологические мифы о мафиозном заговоре в науке, инспирированном то ли партийными идеологами СССР, то ли Государственным департаментом США.

Рисунок из журнала «Огонек» (1949, № 1. С. 20), отражающий основные официальные достижения Академии наук в 1948 г.

Герои и злодеи российской науки

С началом войны арест Вавилова, избранного в 1942 г. иностранным членом Лондонского королевского общества, создал трудности в общении с союзниками. Надо было отвечать на неудобные вопросы, и его смерть в 1943 г. превратили в государственную тайну. Попытки напомнить о нем прерывались на самом высоком уровне. Во введении к первому тому справочника Ю. С. Липшица «Русские ботаники» (1947) была упомянута школа Вавилова, но статью о нем из второго тома изъяли на стадии корректуры [4, c. 68–69]. «Материалы к истории АН СССР за годы советской власти» (1950) вышли под редакцией президента АН СССР С. И. Вавилова и содержали три упоминания о его брате, включая точную дату смерти. В готовый тираж вклеили контртитул «На правах рукописи», и все 500 экз. были пронумерованы для распространения при строгом учете.

Резник С. Е. «Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время», обложка [6]

После 15-летнего молчания первой статьей о Н. И. Вавилове стали «Закрытые страницы из биографии И. В. Мичурина и Н. И. Вавилова» [5]. Ее авторы — директор Ботанического института АН СССР П. А. Баранов и библиограф этого же института Д. В. Лебедев (ученик Г. Д. Карпеченко) — превратили 100-летний юбилей народного селекционера Мичурина в реабилитацию Вавилова. До 1968 г. по экспоненте росли публикации о нем, пик пришелся на 1967–1968 гг., когда вышло около 100 работ, в том числе в серии «Жизнь замечательных людей» издательством «Молодая гвардия» была 100-тысячным тиражом отпечатана книга С. Е. Резника «Николай Вавилов» (1968). В ней впервые на русском языке правдиво излагалась суть его конфликта с Лысенко. Однако 90% тиража задержали на год — ради изъятия двух печатных листов по доносу Н. И. Фейгисона и Т. Д. Лысенко [6, с. 34–42].

Рукопись Ж. А. Медведева с подробным описанием дискуссии между сторонниками Вавилова и Лысенко была отвергнута, а самого автора отправили в психлечебницу, из которой выпустили под влиянием протестов мировой научной общественности, поэтому первое российское издание о «деле Вавилова и Лысенко» опубликовано за рубежом [7]. За границей в 1983 г. вышли две книги — «Дорога на эшафот» С. Е. Резника и «Дело академика Н. И. Вавилова» М. А. Поповского, причем авторы к тому времени уже эмигрировали. В СССР после 1968 г. почти 20 лет нельзя было ничего напечатать о «деле Вавилова и Лысенко». Исключение сделали только для труда И. Т. Фролова «Генетика и диалектика» (1968) и воспоминаний Н. П. Дубинина «Вечное движение» (1973), в которых их дискуссии придали сугубо научный характер — и с властей снималась ответственность за гибель Вавилова. От историков науки требовали: «Не надо ворошить прошлое». Тем не менее удалось, пройдя через семь корректур, оставить упоминания о пагубной роли августовской сессии ВАСХНИЛ в коллективной монографии «Развитие эволюционной теории в СССР» (1983). Она увидела свет с задержкой на несколько месяцев и вышла только благодаря необходимости выполнения плана и начавшейся череде смертей членов Политбюро ЦК КПСС, когда наверху было просто не до Лысенко, скончавшегося в 1976 г. в полном забвении.

Начало перестройки совпало со 100-летним юбилеем Вавилова, ознаменованным выходом в свет более чем 30 книг о его трагедии. Символом «черно-белого» изображения конфликта генетиков с лысенковцами стал роман В. Д. Дудинцева «Белые одежды», вышедший в 1987 г. и напечатанный миллионными тиражами. В том же году президент ВАСХНИЛ А. А. Никонов признал, что лысенковщина нанесла громадный моральный и материальный ущерб стране, опозорила советскую науку, и обещал искоренить ее навсегда. Особый резонанс имели статьи А. Л. Тахтаджяна в «Литературной газете» (1987) и В. Н. Сойфера в «Огоньке» (1988). Вышла первая научная биография Вавилова, написанная Ф. Х. Бахтеевым (1987). Страну захлестнул вал антилысенковских публикаций. Слово «лысенкоизм» стало нарицательным, и его искали во всей советской науке.

В то время доминировала заложенная Ж. А. Медведевым традиция рассматривать конфликт генетиков и лысенкоистов без полутонов. Близок к ней был С. Э. Шноль в своих книгах, выдержавших несколько переизданий [8]. Иначе события оценивал В. Н. Сойфер [9], полагавший, вслед за М. А. Поповским, что часть вины в возвышении Лысенко лежит на Вавилове, сначала выдвигавшем Лысенко, а потом искавшем с ним компромисс. Архивные материалы свидетельствовали о необходимости использовать всю палитру красок при описании противостояния, а также признать вину генетиков-марксистов (И. И. Агола, С. Г. Левита, В. Н. Слепкова и др.), стремившихся в конце 1920-х годов диалектизировать биологию и отличавшихся идеологической непримиримостью к взглядам оппонентов [10].

Стремление преодолеть деление на «героев» и «злодеев» породило в социальной истории науки попытки анализировать «дело Вавилова и Лысенко» как идеолого-политический феномен безотносительно содержания отстаиваемых ими взглядов и их оценок с позиций современной науки. В 1997 г. Н. Л. Кременцов всех участников тех событий изобразил как представителей единой «сталинской науки», жестко конкурировавших за финансы, за внимание властей предержащих, за доминирование своих школ, за создание собственных «научных империй» [11]. Трагедию Вавилова он объяснял гибелью его покровителей в годы Большого террора, а августовскую сессию ВАСХНИЛ — холодной войной и выбором Сталиным на роль лидера советской биологии Лысенко как непримиримого противника западной науки. Позднее Н. Ролл-Хансен уверял, что конфликт носил все-таки социально-научный характер, а Лысенко заручился поддержкой властей, так как уделял больше внимания практике, чем Вавилов [12].

Исследуя лысенкоизм как феномен советской биологии, зарубежные историки с трудом понимали, как столь архаичная концепция была признана государственно значимой и почему на ее продвижение были брошены громадные финансово-материальные, идеолого-политические и морально-этические ресурсы. Исследование же его в рамках противостояния двух систем во время холодной войны, казалось, давало ключ и к объяснению его восприятия некоторыми учеными Японии, Франции, Италия, Англии. Лысенкоизму как мировому феномену были посвящены симпозиумы в Нью-Йорке (2009), Токио (2012), Вене (2012), Праге (2014, 2016), выпуски журналов «Историко-биологические исследования» (2011, № 2; 2015, № 2), Journal of the History of Biology (2012, № 2) и несколько зарубежных монографий в 2010-х годах [2, 13, 14 и др.].

«Суд палача» и «суд истории»

Есаков В. Д. «Николай Иванович Вавилов», обложка [15]

В публикациях последних двух десятилетий поднято много архивных материалов, освещающих разные стороны жизни и деятельности Вавилова в контексте эпохи, его взаимоотношения с родными и близкими. Особо следует отметить книгу В. Д. Есакова, построенную на большом массиве нового архивного материала и его безукоризненной интерпретации [15]. Трудно переоценить и публикацию следственного дела Вавилова, позволившую реконструировать последние годы жизни ученого, осуществленную над ним расправу и методы, применявшиеся во время допросов офицерами госбезопасности А. Хватом, Л. Шварцманом и С. Албогачиевым [3]. И хотя часть материалов остается засекреченной, из книги очевидна причастность Лысенко к трагедии Вавилова. Лысенко не только спровоцировал его арест, публично обвиняя во вредительстве, но и утвердил экспертную комиссию, давшую «научное» обоснование смертному приговору [3, с. 445–446]. Виновен Лысенко и в прямом доносе на Вавилова, завизировав в июне 1939 г. записку Презента председателю Совнаркома В. М. Молотову, в которой Вавилов обвинялся в антисоветизме и в агрессивных действиях против поворота советской науки к практике, к нуждам социалистического производства [16], с. 98].

Гончаров Н. П. «Николай Иванович Вавилов», обложка [17]

В публикациях последнего десятилетия раскрывается многогранная научная и административная деятельность Вавилова. Появились монографии о его соратниках: Ф. Г. Добржанском, Г. Д. Карпеченко, Г. А. Левитском, П. И. Лисицыне, П. П. Лукьяненко, Н. А. Максимове, Г. Г. Мёллере, А. А. Сапегине и др., позволившие лучше представить Вавилова как подлинного создателя современной агробиологии в СССР. Н. П. Гончаров раскрыл научное значение обширной экспедиционной деятельности Вавилова и его роль в создании богатейшей коллекции ВИР, ставшего благодаря ему крупнейшим агроботаническим центром мира с сетью опытных станций в различных историко-географических зонах и системой государственного сортоиспытания [17]. В только что вышедшем втором издании книги Гончаров ранние работы Лысенко также считает важным достижением отечественной науки и призывает восстановить в правах и «агробиологию» и теорию стадийного развития с яровизацией [17, с. 358]. Целостность идей Вавилова как человека, заложившего основы «зеленой революции», которая спасает мир и нашу страну от голода, отразил в двухтомной монографии В. И. Глазко [18].

Глазко В. И. «Николай Вавилов. Жизнь как служение Родине», обложка [18]

Книги зарубежных авторов позволяют лучше понять деятельность Вавилова как борьбу за сохранение мировых стандартов науки. Американский журналист П. Прингле показал, что Вавилов по-прежнему считается «одним из великих ученых XX века» и символом борьбы за свободу науки [19]. Американский этноботаник Г. Нэбхэн продемонстрировал роль экспедиций Вавилова и его концепции о центрах происхождения культурных растений для решения проблем голода в разных регионах мира [20].

Накануне 130-летнего юбилея со дня рождения Вавилова увидела свет новая книга Резника, который полвека после выхода своей первой биографии Вавилова собирал материал о его жизни и деятельности на фоне турбулентной и яростной эпохи [6]. Преодолев традиции «черно-белого» изображения «дела Вавилова и Лысенко» и псевдообъективность нейтральных оценок, автор построил многоплановое повествование и раскрыл многовекторность трагических событий и сложную их детерминацию. В соответствии с нормами исторической антропологии Резник стремится понять мотивы поступков и замыслов героев как результат их личного выбора в социально-политическом и когнитивном контекстах прошлого, создавая не абстрактные архетипы героев и злодеев, а реальные психоэмоциональные и интеллектуальные образы.

Неолысенковщина XXI века

Еще недавно казалось, что «дело Вавилова и Лысенко» изучено досконально, акценты расставлены, выводы окончательны и пересмотру не подлежат. Тем не менее за последние 10 лет в России развернулась кампания по реабилитации Лысенко с резкими обвинениями в адрес Вавилова. Потоком идут статьи и книги с претензиями на «прагматичное» переосмысление прошлого. Высокая активность их авторов, поддержка со стороны общероссийских газет («Литературная газета», «Культура»^*) и части федеральных телевизионных каналов, а также передача о Лысенко (Первый канал ЦТ, «Жизнь замечательных людей», сер. 39) создают впечатление координируемой масштабной акции и заставляют задуматься об угрозе «неолысенковщины», о которой впервые заговорил выдающийся генетик и эмбриолог Л. И. Корочкин [21].

В числе первых с претензиями на «трезвое» переосмысление научного наследия и Вавилова, и Лысенко выступили авторы, далекие от биологии, но ищущие в ее прошлом оправдание сталинизму. Среди них были, например, бывший директор завода ферросплавов Ю. Мухин и некто С. Миронов, именующий себя то медиком, то генетиком. В сочинениях Мухина «Продажная девка — генетика. Познание мира или кормушка» (2006) и Миронова «Дело генетиков» (2009) Вавилову противопоставляется Лысенко, который стал жертвой некоего всемирного заговора против России. Основной лейтмотив подобных сочинений состоит в том, что Лысенко принес большую пользу государству и нанес огромный ущерб врагам русского народа, чувствительно задев болевой нерв «мировой демократии». Дискредитируя лидеров генетики, авторы называют ее «чумой XX века», «пятой колонной» американского империализма, сионизма, троцкизма. В книге «Генетическая бомба» (2006, 2009) экономист Ю. А. Бобылов приписывает им замыслы разрушения генофонда России путем массового внедрения генетически модифицированных организмов (ГМО) и создания «генетической бомбы», действующей только против «белой расы».

Вскоре к реинкарнации лысенкоизма присоединились дипломированные доктора сельскохозяйственных, медицинских и биологических наук, которые повторяли все те же аргументы. Заведующий кафедрой селекции и семеноводства, биотехнологии Санкт-Петербургского государственного аграрного университета В. И. Пыженков в брошюрах «Вавилов — ботаник, академик, гражданин мира» (2006), «Николай Иванович Вавилов и его закон гомологических рядов в наследственной изменчивости» (2007), «Н. И. Вавилов и Нью-Йоркское отделение Бюро по прикладной ботанике» (2008), «Н. И. Вавилов, его центры происхождения культурных растений» (2010) обвинил Вавилова в научной и практической бесплодности, в путешествиях по миру ради развлечений, в бесцельных тратах государственных средств, в невыполнении взятых обязательств и т.д.

Заслуженный деятель науки РФ и лауреат Государственной премии овощевод П. Ф. Кононков в 2014 г. не столько доказывал ошибочность научных взглядов Вавилова, сколько изображал Лысенко подлинным патриотом, гуманистом, хранителем православия и великим ученым, опередившим свое время [22]. Оппонентов Лысенко Кононков охарактеризовал «национал-предателями». Ранее он опубликовал книгу «Вклад Трофима Денисовича Лысенко в победу в Великой Отечественной войне» (2010), был редактором сборника «Трофим Денисович Лысенко — советский агроном, селекционист и биолог» (2008) и книги Н. Овчинникова «Академик Трофим Денисович Лысенко. Мичуринская биология» (2010). В них в числе главных достижений Лысенко назывались теория стадийного развития, внедрение в практику яровизации и вегетативной гибридизации, гнездовые посадки лесов, повышение жирности молока у коров и т.д. Вавилов же обвинялся в том, что не выполнил обещания «накормить народ», за что и понес «заслуженное» наказание«. Его вредительская деятельность, по словам Кононкова и его единомышленников, доказана следствием и признана самим Вавиловым.

Профессор Московского университета энтомолог А. И. Шаталкин пытается реабилитировать даже учение О. Б. Лепешенской о происхождении клетки из живого вещества и концепцию Г. М. Бошьяна о связи вирусов и бактерий [23]. По его мнению, признание их псевдонаучными — это политический миф, поддерживаемый ныне исключительно по пропагандистским соображениям. Миф этот якобы создали советские идеологи, инспирируемые Западом и старающиеся оклеветать выдающихся ученых Лысенко, Лепешинскую, Бошьяна. В рамках собственной теории наследственности, названной реляционной и представленной как развитие теории стабилизирующего отбора И. И. Шмальгаузена, Шаталкин пытается объединить генетику и лысенкоизм [24].

Животовский Л. А. «Неизвестный Лысенко», обложка [25]

В кампанию реабилитации Лысенко как альтернативы или дополнения к идеям Вавилова включились некоторые видные генетики со ссылками на эпигенетику, прионы, мобильные диспергированные гены, вводя дискуссию как бы в академическое пространство и стремясь в ретроспективе рассмотреть обе фигуры как равновеликие. Они пытаются представить Лысенко великим украинским ученым, предвосхитившим новейшие открытия в области молекулярной генетики, биологии развития, физиологии растений и т.д. Так, заслуженный деятель РФ, лауреат Государственной премии, главный научный сотрудник Института общей генетики РАН Л. А. Животовский в книге «Неизвестный Лысенко» уверяет, что заслуги Лысенко в свое время были высоко оценены мировым научным сообществом, а их жесткая критика и забвение обусловлены борьбой мафиозных группировок в отечественной генетике [25].

Реакция на реинкарнацию лысенкоизма в академической среде была неоднородной. Одни считали это проявлением свободы мнений, другие же полагали это курьезом и, не желая делать рекламу неолысенкоистам, презрительно отмалчивались. В то же время книги и брошюры Животовского, Кононкова, Пыженкова и др. вызвали всплеск критических откликов со стороны биологов и историков науки — Г. А. Базыкина, С. А. Боринской, М. С. Гельфанда, В. И. Глазко, М. Д. Голубовского, В. А. Драгавцева, А. И. Ермолаева, И. А. Захарова-Гезехуса, С. Г. Инге-Вечтомова, В. И. Муромца, С. Е. Резника, В. Н. Сойфера, М. Таугера, Э. В. Трускинова, А. Г. Юсуфова и др. В 2015 г. попыткам реабилитировать Лысенко были посвящены заседание президиума Вавиловского общества генетиков и селекционеров, XII Вавиловские чтения, ученые советы ВИР и Института океанологии РАН. В апреле 2016 г. телеканал «Культура» показал фильм «Трофим Лысенко», сделав упор на его зловещей роли в судьбе Вавилова и на провале агротехнических рекомендаций «народного академика».

Graham L. «Lysenko’s Ghost: Epigenetics and Russia», обложка [26]

В 2016 г. дискуссия приняла международный характер. В книге «Призрак Лысенко» известный эксперт по российской науке Л. Грэхем интерес к Лысенко объясняет успехами эпигенетики, ростом влияния православной церкви и усилением популярности сталинизма, а также желанием властей, разыграв националистическую и патриотическую карту, поставить науку под контроль [26]. «Дело Вавилова и Лысенко» автор специально не рассматривает, но, полагая, что эпигенетика доказала наследование приобретенных признаков, не желает записывать это в актив Лысенко, так как все его верные идеи, включая яровизацию, не оригинальны, а оригинальные ошибочны [26, p. 141–142]. В монографии «Лысенковская контроверсия как глобальный феномен. Генетика и сельское хозяйство в Советском Союзе и за рубежом», в подготовке которой участвовали ученые девяти стран, специальная глава посвящена причинам современных попыток оправдать лысенкоизм [2, v. 2, p. 207–236]. В ведущих биологических журналах стали появляться статьи о том, что современные достижения в области эпигенетики не имеют никакого отношения к идее наследования приобретенных признаков [27].

Неолысенковщина как историко-научный и социально-политический феномен

Разногласия в оценке «дела Вавилова и Лысенко» в значительной степени обусловлены тем, что до сих пор как синонимы употребляются разные понятия: лысенкоизм и лысенковщина. Термин «лысенкоизм», введенный в середине 1940-х годов американскими генетиками, означал совокупность концепций (мичуринская агробиология, мичуринская генетика, советский творческий дарвинизм), представлявших собой смесь агрономических приемов, догенетических представлений и постулатов разных эволюционных гипотез. Их объединяющим началом служили представления Лысенко о наследственности как о свойстве, присущем каждой частице организма, который адаптивно реагирует на изменения среды. Во многих странах в 1930-х — начале 1950-х годов они воспринимались некоторыми учеными как наука, поскольку те были ламаркистами и к тому же верили, что СССР олицетворяет будущее человечества и может развивать только передовую науку. На укрепление этой веры власти СССР тратили огромные средства не только в пределах социалистического блока, но и в Италии, Франции, Японии [2, v. 2, p. 3–158].

Термин «лысенковщина» в литературу вошел в годы перестройки. Под ним понимали борьбу с конкурентами с помощью властных структур. Эта практика сложилась в условиях жесткого распределения средств на исследования без всесторонней экспертизы и без учета состояния мировой науки. Суть лысенковщины состояла в утверждении монополии одного ученого, тогда как его научные оппоненты подвергались шельмованию и преследованию, вплоть до уничтожения. Лысенковщина — антимейнстрим мировой науки, циничное игнорирование научной методологии и базовых норм и ценностей науки.

Вавилова погубил не лысенкоизм, а лысенковщина как одна из форм продвижения «идеологически корректных наук» при помощи политических аргументов, доносов и репрессий. На уровень государственной политики нечто похожее было возведено во Франции, когда ученые-якобинцы, ратуя за революционную науку, отправляли конкурентов на гильотину. В XX в. продвижение государством «идеологически корректных наук» стало рутинной практикой во многих странах. Причем не всегда «идеологически корректная наука» была псевдонаукой. Лысенковщина расцвела в СССР в условиях противостояния «двух миров и двух идеологий» и кризиса сельского хозяйства. Как практика борьбы с конкурентами она сложилась в СССР до появления Лысенко на высоких постах, и Вавилов впервые с ней столкнулся в годы культурной революции (1929–1932), когда молодые выдвиженцы терроризировали ученых доносами, публичными проработками, письмами в газеты, инспекциями [28]. Лысенковщина и привела его к гибели, и на нем нет вины за выдвижение Лысенко.

Инициаторами восхождения Лысенко к власти был сначала наркомзем УССР А. Г. Шлихтер, а затем наркомзем СССР Я. А. Яковлев (Эпштейн) и заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б) Л. М. Каганович. По их указаниям развернулась пропагандистская кампания по созданию облика Лысенко как великого ученого из народа, а Вавилову было приказано всячески поддерживать его [29, с. 185]. Обещания Лысенко в краткие сроки вывести устойчивые сорта и путем яровизации повысить урожайность, казалось, давали шанс партийным функционерам избежать ответственности за коллективизацию и голодомор. Кагановичу и Яковлеву удалось заинтересовать предложениями Лысенко Сталина, который в 1935 г. оценил политическую ценность борьбы Лысенко с научными оппонентами как с вредителями, несмотря на провалы его практических рекомендаций, которые к тому времени отметили ведущие селекционеры и семеноводы П. И. Лисицын, П. Н. Константинов, Д. Костов [29, с. 738–740]. Потерпев провал, Лысенко «перевел стрелку» на Вавилова, представив его лидером вредителей. В условиях начинавшегося Большого террора именно бывшему крестьянину Лысенко (как непреклонному борцу с врагами в сельскохозяйственной науке и стороннику социалистической деревни), а не «чудесникам» (типа дореволюционного инженера и журналиста Н. А. Демчинского — автора «грядковой культуры хлебов») поручили олицетворять советскую агробиологию [2, v. 1, p. 37–66]. В период политики «осажденной крепости» оказались востребованы декларируемые Лысенко самобытность и народность его идей, а также подлинная ненависть к зарубежной науке и к буржуазным специалистам.

В новейших открытиях эпигенетики, прионах и клонировании овечки Долли бессмысленно искать подтверждение идей Лысенко, так как проблемы прошлого нельзя анализировать современным языком. Лысенко не принял молекулярную генетику, которая не вписывалась в его представления о наследственности — с отрицанием ДНК как ее субстрата, с «переделкой организмов путем их воспитания», с «расшатыванием наследственности», с «зарождением крупинок нового вида в недрах родительского», со скачкообразным порождением пеночкой кукушки, елью — сосны, рожью — пшеницы и т.д. В истории науки признано, что бесполезно в смутных рассуждениях прошлого искать прозрение современных идей. Учеными отвергнут и презентизм^**, когда Ивана Грозного, «видящего насквозь своих бояр», считали изобретателем рентгеновского аппарата, а ступу бабы-Яги — прообразом межконтинентальной ракеты. В науке важна оценка современников, а они опровергли предлагаемое Лысенко. Как неоднократно было показано в литературе, он сам шел от одной сенсации к другой, забывая судьбы предыдущих своих «наиболее общих законов природы». К тому же Лысенко до абсурда, точнее до средневековых представлений, довел идею о наследовании приобретенных признаков, которую в его время активно разрабатывали Г. Л. Пржибрам, Л. Плате, А. Львов, П. Грассе, а среди ее сторонников в СССР были В. Л. Комаров, А. А. Любищев, Д. Н. Соболев, П. А. Баранов, П. Г. Светлов и многие другие. Так что в исторической ретроспективе победителем в научном споре выглядит именно Вавилов.

Неолысенковщина, как и лысенковщина, — сугубо социально-экономический и идеолого-политический феномен, поэтому попытки вести научные дискуссии с современными критиками Вавилова и апологетами Лысенко бесполезны. Они не хотят никого и ничего слушать и повторяют аргументы, многократно уже опровергнутые. В качестве примера приведем классический случай искажения позиции выдающегося генетика и эволюциониста Добржанского, который после Второй мировой войны по существу возглавлял борьбу зарубежных генетиков против лысенкоизма и около 30 раз выступал с его критикой, которая была настолько резкой, что почти все статьи Добржанского на эту тему попали в спецхран. Тем не менее сначала Животовский [25, с. 91–92], а затем Шаталкин [23, с. 194–195] уверяют, что, издавая на английском языке книгу Лысенко «Наследственность и изменчивость», Добржанский демонстрировал не архаичность излагаемых взглядов (о чем автор пишет в предисловии! [30]), а заинтересованность и уважение к ним. Таким же путем в число чуть ли не сторонников и апологетов лысенкоизма попадают Н. П. Дубинин, М. М. Завадовский, А. С. Серебровский, И. И. Шмальгаузен, Дж. Б. С. Холдейн, Э. Ашби, да и сам Н. И. Вавилов [25, с. 43–46]. Примеры некорректного перевода, искажения смысла текстов (особенно материалов международного симпозиума «Яровизация и фотопериодизм», который проходил в США в 1948 г.) и неверной интерпретации данных генетики приводили в своих рецензиях на книги Животовского и Кононкова генетики Голубовский [31], Инге-Вечтомов [32] и др.

«The Lysenko Controversy as a Global Phenomenon», обложка [2]

В трудах современных критиков Вавилова и апологетов Лысенко нет новых архивных материалов. Отсутствует также анализ документов и трудов прошедших лет в социально-культурном и интеллектуальном контекстах прошлого. Все подчинено заданной цели, для выполнения которой используются вырванные из контекста цитаты или вольные трактовки не авторами найденных документов, предвзятые интерпретации работ историков науки (например, Л. Грэхема, Д. Жоравского, Н. Л. Кременцова, Н. Роль-Хансена, У. Хоссфельда). Часто их используют в искаженном виде и без ссылок на первоисточник.

Конечно, в истории науки, как и в самой науке, нет и никогда не будет окончательно решенных вопросов. Многие из них неизбежно всплывают вновь в свете архивных открытий, а также порой забытых фактов; перепроверки требуют и, казалось бы, очевидные вещи. Но на сегодняшний день нет историко-научных оснований для переоценки деятельности Вавилова как ученого и организатора науки. Критика его идей в духе прошлых обвинений связана с намерениями вовлечь власть в научные дискуссии с использованием прежних приемов и клише. В основе современных нападок на Вавилова и восхвалений Лысенко лежат социально-экономические, идеолого-политические и психоэмоциональные, а не научные причины. В дискредитации Вавилова заинтересованы круги, нацеленные на приватизацию «вавиловского наследия» в бывшей Российской академии сельскохозяйственных наук (зданий, опытных станций, угодий), а также жаждущие реванша ученики и родственники лысенкоистов. Авторы антивавиловских и пролысенковских «трудов» руководствуются разными мотивами, но все они далеки от сути событий и реалий «дела Вавилова и Лысенко».

Их утверждения построены на сознательной фальсификации, и дискуссия с ними не имеет смысла. Тем не менее, учитывая уроки прошлого и социальный статус науки в современной России, не стоит недооценивать опасность неолысенковщины. Играя на слабых струнах части общества и власти, противники генетики, позиционируя себя поборниками «суверенной науки», борцами с «национал-предателями», мафиозными кланами и «вредоносными» ГМО, пытаются добиться, чтобы скудные потоки финансирования в области биологии и сельскохозяйственных наук были перенаправлены на их проекты.

Главное знание АН СССР в Санкт-Петербурге, действительным членом которой Вавилов был избран в 1929 г. Фото автора

Обсуждение различных аспектов «дела Вавилова и Лысенко» требует профессиональной подготовки и использования всего комплекса архивных и литературных материалов, с обязательной источниковедческой критикой и с библиографическими обзорами. Необходимо изживать стремление изображать участников трагического противостояния лишь в черно-белых красках. Ведь многие «злодеи российской науки», включая Лысенко и Презента, были харизматичными людьми, героями своего времени, сумевшими максимально использовать обстоятельства 1930–1940-х годов для головокружительной карьеры. Но в целом и они, и противостоящие им Вавилов с генетиками были лишь актерами, сыгравшими роль в спектакле, поставленном революцией 1917 г.

Автор благодарит Т. Б. Авруцкую, М. Б. Бурзина, С. И. Зенкевич и С. В. Ретунскую за помощь в редактировании текста и в подборе иллюстраций.

Литература
1. Таугер М. Голод, голодомор, геноцид? Киев, 2008.
2. Jong-Lambert W. de, Krementsov N. L. (eds). The Lysenko Controversy as a Global Phenomenon: Genetics and Agriculture in the Soviet Union and Beyon. V. 1–2. Cham, 2017.
3. Суд палача. Николай Вавилов в застенках НКВД: Биографический очерк. Документы. М., 1999.
4. Федотова А. А. Юбилеи Николая Вавилова в меняющихся политических контекстах // Историко-биологические исследования. 2015; 7(2): 67–80.
5. Баранов П. А., Лебедев Д. В. Забытые страницы из биографии И. В. Мичурина и Н. И. Вавилова // Ботанический журнал. 1955; 5: 752–757.
6. Резник С. Эта короткая жизнь: Николай Вавилов и его время. М., 2017.
7. Medvedev Zh. А. The Rise and Fall of T. D. Lysenko. N.Y., 1969.
8. Шноль С. Герои и злодеи российской науки. М., 1997.
9. Soyfer V. N. T. D. Lysenko and the Tragedy of Soviet Science. New Brunswick, 1994.
10. Страницы истории советской генетики в литературе последних лет // Вопросы истории естествознания и техники. 1988; 1: 123–126.
11. Krementsov N. L. Stalinist Science. Princeton, 1997.
12. Roll-Hansen N. The Lysenko Effect. The Politics of Science. Amherst; New York, 2005.
13. Фудзиоки Циуоши. Зачем лысенковщина появилась? Токио, 2010.
14. Jong-Lambert, W. de. The Cold War Politics of Genetic Research: An Introduction to the Lysenko Affair. N.Y., 2012.
15. Есаков В. Д. Николай Иванович Вавилов. М., 2008.
16. Вавилов Ю. Н. В долгом поиске: Книга о братьях Николае и Сергее Вавиловых. М., 2004.
17. Гончаров Н. П. Николай Иванович Вавилов. Новосибирск, 2014 (2-е изд., 2017).
18. Глазко В. И. Николай Вавилов: Жизнь как служение Родине. Т. 1–2. М., 2017.
19. Pringle P. The Murder of Nikolai Vavilov: The Story of Stalin’s Persecution of One of Great Scientists of the Twentieth Century. N.Y., 2008.
20. Nabhan G. Where Our Food Comes from: Retracing Nikolai Vavilov’s Quest to End Famine. Washington, 2009.
21. Корочкин Л. И. Неолысенковщина в российской биологии // Бюллетень «В защиту науки». 2008; 3: 62–66.
22. Кононков П. Ф. Два мира, две идеологии: О положении в биологических науках в России в советский и постсоветский период. М., 2014.
23. Шаталкин А. И. Политические мифы о советских биологах: О. Б. Лепешинская, Г. М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие. М., 2015.
24. Шаталкин А. И. Реляционные концепции наследственности и борьба вокруг них в XX столетии. М., 2016.
25. Животовский Л. А. Неизвестный Лысенко. М., 2014.
26. Graham L. Lysenko’s Ghost: Epigenetics and Russia. Cambridge (Mass.), 2016.
27. Kolchinsky E. I., Kutschera U., Hossfeld U., Levit G. S. Russia’s New Lysenkoism // Сurrent Biology. 2017; 27(19): R1037–R1059.
28. Kolchinsky E. I. Nikolai Vavilov in the years of Stalin’s «revolution from above» (1929–1932) // Centaurus. 2014: 56(4): 330–358.
29. Николай Иванович Вавилов: Из эпистолярного наследия. 1929–1940. М., 1987.
30. Dobzhansky Th. Translator’s preface. Lysenko Т. D. Heredity and its variability. N.Y., 1946. (предисловие напечатано на странице перед оглавлением без указания номера).
31. Голубовский М. Д. Призрак Лысенко и его современная инкарнация // Историко-биологические исследования. 2015; 7(2): 115–130.
32. Инге-Вечтомов С. Г. Книга, после которой хочется вымыть руки // Историко-биологические исследования. 2015; 7(2): 109–112.

^* См., например: Анохин М. Накормившие ложью // Литературная газета. 2015. № 5 (6495). С. 10; Иоганзен Н. Гений или шарлатан // Культура. 2015. № 22 (7963). С. 5.

^** Презентизм (от англ. present — ‘настоящее время’) — направление в методологии истории XX в. (особенно в США в 1920–1940-х годы), которое рассматривает историческую науку не как отражение объективных, имевших место в прошлом явлений, а лишь как выражение идеологических отношений современности, отвергая возможность объективной исторической истины.