Наше неформатное «псевдо»

Леонид Левкович-Маслюк,
старший научный сотрудник Института прикладной математики им. Келдыша РАН, зам. гл. редактора журнала «Компьютерра»
«Что нового в науке и технике» №11, 2005

• «Псевдо» и пресса
• «Псевдо» и деньги
• «Псевдо» и наука

«Псевдо» и пресса

Начнем с взаимоотношений науки и «псевдо» в публичной сфере. В информационном поле современного общества, просвещенного, терпимого и не имеющего привычки (да и возможности) затыкать рот желающим высказаться, циркулирует великое множество категорически несовместимых друг с другом идей. От сваливания в хаос спасает сложная структура информационных потоков, каждый из которых имеет свою аудиторию и статус. Это защищает общественное сознание от общественной шизофрении. К несчастью, у нас в стране структуризация информационного поля еще далека от идеала. Порой это приводит к неожиданным последствиям.

Например, знаменитая «Комиссия по борьбе с лженаукой» Президиума РАН возникла в результате скандала в прессе. Он разразился после того, как в середине 1997 года физик-ядерщик академик Эдуард Кругляков прочитал в «Российской газете», официальном печатном органе правительства, совершенно фантастические сообщения о технологиях нефтеразведки и сверхдальней связи, основанных на применении так называемых торсионных полей. Пустив в ход свои связи и влияние, академик добился публикации в той же газете собственной статьи, где не оставил камня на камне от анонсированных успехов торсионных технологий. Заодно резко критиковались и журналисты, готовившие сенсационную публикацию. Однако рядом редакция поместила статью тех самых журналистов с критикой действий самого Круглякова. Это оказалось последней каплей — возмущенный президент РАН Юрий Осипов предложил Круглякову создать и возглавить упомянутую комиссию по борьбе.

Совершенно ясно, что публикация тех же сенсаций в, условно говоря, «Вестнике уфологии» не имела бы столь драматических последствий. В официальной же правительственной газете статья смотрелась настолько неуместной, что респектабельный читатель мог испытать те же чувства, что и посетители выставки классической живописи, на которых с лаем бросается голый художник-авангардист Кулик. Причем (продолжая эту рискованную аналогию) в данном случае передовым искусством предлагалось считать даже не акцию в целом, а лай как таковой. Поэтому нетрудно понять желание академиков принять в такой ситуации действенные меры. Однако традиционный для советской эпохи подход оказался малопригодным в нынешних условиях — и практически, и идейно. Несмотря на то, что в комиссию вошли выдающиеся ученые, известные также и своей порядочностью, благородство намерений которых очевидно (чего стоит участие одного только Виталия Гинзбурга), рискнем заметить, что ответ на «атаку лженауки» был выдержан в неудачном формате.

Это можно было почувствовать на проходившем в начале октября 2001 года в здании Президиума РАН международном симпозиуме «Наука, антинаука и паранормальные верования». Среди сопредседателей оргкомитета были академик Эдуард Кругляков и американский философ, профессор Пол Курц (Paul Kurtz), основатель журнала Skeptical Inquirer и глава Комитета по научному расследованию сообщений о паранормальном (CSICOP). В программе симпозиума была заметна всё та же роковая неструктурированность: выступления сторонников жесткой линии в «борьбе с лженаукой» загадочным образом чередовались с докладами пропагандистов экзотических учений, плохо совместимых с этой жесткой линией. Это обстоятельство отметил и несколько обескураженный Эдуард Кругляков. Но самое печальное, что жесткость линии в первую очередь относилась к прессе. В результате Пол Курц отказался подписать резолюцию симпозиума, в которой говорилось о необходимости решительных мер по пресечению лженаучных публикаций в СМИ. «Свобода прессы крайне важна, — заявил он. — В том числе и свобода делать ошибки. А мы должны убеждать журналистов и издателей в том, что их ответственность перед обществом требует бережного отношения к научной информации». В качестве же основного средства противодействия «псевдо» Курц назвал укрепление системы образования, причем с упором на развитие критического мышления и желательно — с введением курсов по этому предмету в школах и вузах.

Разница в подходах очевидна — и опять она из разряда «уместно-неуместно». К сожалению, даже в названии комиссии кроется еще одно измерение неуместности. Перефразируя знаменитую строчку Евтушенко, можно сказать, что лженаука в России — больше, чем лженаука. «Борьба с лженаукой» — жутковатое клише, идущее от тех времен, когда эту борьбу вело государство с известными последствиями. На роль лженаук назначали то генетику, то кибернетику; а бывало, что в учебниках даже по идеологически безобидной математике в названиях теорем вдруг исчезали все иностранные имена — и каждый такой поворот сопровождался покалеченными судьбами. Об этом еще не забыли, поэтому сам формат «официальной комиссии по борьбе» автоматически обеспечивает часть искренней поддержки сторонникам «псевдо».

Мы уделили столько места истории, давшей начало «Комиссии по борьбе с лженаукой», чтобы показать, как форматные, структурные факторы радикально влияют на исход благих начинаний. Для полноты картины скажем в заключение этого сюжета два слова о форматных ошибках авторов тех самых сенсационных статей. Неужели они могли всерьез рассчитывать на поддержку со стороны серьезных людей, принимающих серьезные решения, сообщая о результатах, не имеющих серьезного статуса? Статуса в общепринятом смысле этого слова, то есть признания представительным экспертным сообществом. Добиться этого признания — иногда тяжкий труд. Но другого пути нет! Только что получивший Нобелевскую премию по медицине австралиец Барри Маршалл (Barry J. Marshall) столкнулся с аналогичными проблемами, доказывая решающую роль бактерии Хеликобактер пилори (Helicobacter pylori) в развитии язвенной болезни. У него уже были научные публикации по теме, а вот однозначного признания не было. Тогда он, в лучших традициях героической медицины, выпил стакан культуры Хеликобактера — и получил гастрит, но зато и признание в кругах специалистов.

А что было бы, примись он вместо этого писать статьи в центральные австралийские газеты о своих открытиях и кознях ретроградов?

Разумеется, многое зависит от того, что именно было бы написано в этих статьях. Но в худшем случае произошли бы две вещи. Во-первых, научная карьера Маршалла оказалась бы под серьезной угрозой, а профессиональная репутация была бы испорчена. А во-вторых, то же самое вполне могло бы произойти с журналистами, публиковавшими материалы такого статуса. Только за этим проследила бы не некая всеавстралийская комиссия по научной корректности, а главный редактор, озабоченный репутацией издания. За «свободу делать ошибки» иногда приходится дорого платить — к чему, между прочим, и призывала резолюция симпозиума. Но оказалось, что главный вопрос в данном случае — не «что», а «как».