Приятно и утешительно думать, что человек как отдельная личность примерно одинаков во все времена и у всех народов, а различия объясняются, главным образом, теми обстоятельствами, в которых он живет. В самом деле, кто из нас захочет утверждать, что он лично умнее Платона или Аристотеля: всякий ведь признается, что если и есть какое-нибудь отличие в пользу современного человека, то объясняется оно накопленными знаниями или технической мощью, но отнюдь не личными преимуществами. Более того, античные концепции характеризуются некоторым детским простодушием и прямолинейностью, которые делают их удобными метафорами для наиболее наглядного выражения тех или иных извечно существующих взглядов.
Одной из таких концепций является концепция калокагатии — человека совершенного телесно и духовно (примером является Платон, который в молодости получил немаловажный приз за спортивную борьбу, а в зрелом возрасте стал автором сочинений, которые составляют неотъемлемую часть духовной культуры человека). Обратим внимание на некоторые стороны этой концепции.
Хорошему человеку не нужно знать (это, согласно легенде, говорит Сократ) все тонкости геометрии: геометрию нужно знать настолько, чтобы уметь определить площадь земельного участка, а астрономию — настолько, чтобы ориентироваться по звездам. Философию нужно знать настолько, чтобы хорошо поступать и т. д. (На наш взгляд, впрочем, все три задачи — геодезии, навигации и, в особенности последняя: хорошо поступать — представляются сложными и далекими от решения.) Во всяком случае, концепция калокагатии как бы не признает специалиста, который компетентен лишь в узкой области, ею одной живет, ее совершенствует и развивает.1
Но как быть в наше время, когда совершенно ясно, что всему хорошему, что у нас есть, мы обязаны именно поколениям специалистов? Концепция калокагатии трансформируется так, что человек, конечно, обязан быть специалистом в какой-нибудь области, но при этом не должен быть инвалидом в смысле возможностей своего тела и/или полным невеждой за пределами своей специальности. (Хотя указанные недостатки могут быть терпимы, если специалист очень хороший.) Конкретно мы будем рассуждать о соотношении между наукой и философией науки.
Невозможно заниматься наукой (т. е. быть специалистом в какой-то определенной научной области) не имея каких-то представлений о желательном направлении исследований, о потенциальных возможностях доступных приборов и методов, о надежности получаемых выводов и т. д. Эти представления настолько неопределенны и недостаточно обоснованы (могут оказаться и ошибочными), что не считаются частью соответствующей науки, но обойтись без них совершенно невозможно. В этом смысле они составляют «методологию науки», которую можно назвать также «минимальной философией науки». Более того, иногда она воплощается в конкретном человеке, например, — приемщице обувной мастерской. Должность эта истинно философская.
Действительно, клиенты приносят в мастерскую неизвестно что, в том числе и такую обувь, которую вовсе починить нельзя. Приемщица должна оценить принципиальные возможности починки, т. е. составить какое-то представление о том, как будет вести себя в будущие три месяца (гарантийный срок) починенная обувь, в то время как обоснованный прогноз будущих событий на столь долгий срок почти в любой науке невозможен (кроме, разве что, небесной механики). Она должна оптимально сбалансировать соотношение между ценой ремонта, которую нужно взять с клиента, и вероятностью того, что этот клиент в случае неудачного прогноза устроит скандал (задача, от которой отказался бы высококвалифицированный психолог). Наконец, она должна найти какой-нибудь выход в случае скандала (интересно, как бы это получилось у Сократа?). Таким образом, любой специалист (не обязательно только ученый) имеет в каком-то смысле философию, которая является минимально необходимой (короче: минимальной) в том смысле, что без нее нельзя обойтись.
1 Сведущий в истории античной науки и философии читатель немедленно возразит нам, что наиболее выдающиеся ее представители вообще не думали о том, что такие науки, как геометрия или астрономия, призваны играть какую-то практическую роль. Известно, что Платон смеялся над этимологией слова «геометрия». Собственно, нет и практической нужды в том, чтобы при измерении площадей земельных участков пользоваться геометрическими теоремами: ведь ценность того или иного участка земли лишь весьма приблизительно определяется его площадью. Плодородие земли бывает очень разным и до сих пор мы не умеем его точно измерять. Для практических целей в большинстве случаев вполне достаточна древнеегипетская формула, приближенно выражающая площадь четырехугольника как произведение двух полусумм его противоположных сторон. На самом деле, мы пользуемся не истинным древнегреческим понятием калокагатии (которое не может быть точно реконструировано), а моделью этого понятия, сложившейся в прошлой и современной нам литературе уже нового времени. Это одна из «колодок мышления», о которых мы подробно рассуждаем ниже. (Вернуться)