«Слова и время». Глава из книги

Страшно или страшно красиво, или Что такое закон экономии сил?

В устной речи, а также в произведениях художественной литературы можно встретить употребление сочетаний типа страшно красиво. На первый взгляд кажется логически неоправданным соединение этих двух форм: если то, что видит говорящий, красиво, то как оно может быть страшным? Естественно, мы сейчас не говорим о так называемой демонической красоте, которая реально может вызвать чувства, близкие по своему характеру к чувству страха. В обычном же употреблении слово страшно является членом синонимического ряда страшно — уродливо — некрасиво и, таким образом, может рассматриваться как антоним слова красиво.

Следовательно, значения этих двух слов логически несовместимы, и, казалось бы, в языке должен существовать запрет на их лексическую сочетаемость, если, конечно, отвлечься от возможности использовать подобные словосочетания в качестве оксюморона (или, в ином написании, оксиморона) — стилистической фигуры, построенной по принципу соединения двух антонимических понятий, например: горячий лед, мудрый безумец и т. п. По-видимому, именно так считают составители «Словаря сочетаемости слов русского языка»¹, поскольку для наречия страшно здесь указана возможность сочетания только со словами типа усталый, худой, злой, имеющими общий элемент значения чего-то отрицательного, неблагоприятного для человека и поэтому действительно способного вызвать чувство страха.

Однако вполне очевидно, что сочетания типа страшно красиво, при всей своей внешней «алогичности», достаточно широко распространены. Приведем примеры: — Иван Савельевич? — радостно вскричала трубка. — Страшно рад слышать ваш голос! (М. Булгаков. Мастер и Маргарита); — Нет, что ты, это страшно интересно (В. Кин. По ту сторону).

Кроме наречия страшно в аналогичных ситуациях могут быть также использованы синонимичные ему наречия ужасно и жутко: А признайся, мы ужасно хорошие, верно? (Л. Леонов. Русский лес); Таня в соседней комнате счастливым голосом отвечает на телефонные звонки: «Приехал! Нет, не могу! Он работает!» И каким-то приятелям: «Сашка приехал! По-моему, жутко интересно! Страниц четыреста! Позвони часа через два!» (Ю. Трифонов. Время и место).

Во всех этих примерах словосочетания типа страшно красиво употреблены в речи персонажей и, возможно, служат целям их речевой характеристики как людей не очень начитанных и культурных. Однако нередко подобные построения встречаются и в авторской речи: Выл джаз, и выступали различные певцы. Все было ужасно роскошно, как у мистера Котофсона (Б. Пильняк. О’Кэй. Американский роман); В то лето вдобавок было ужасно много цветов... (Л. Леонов. Русский лес).

Очевидно, что и неожиданная роскошь, и необычно большое количество цветов могут вызвать у человека чувство удивления, восхищения или, возможно, недоумения, но отнюдь не ужаса, поэтому приходится признать выражения ужасно роскошно и ужасно много цветов нелогичными в такой же степени, как и выражение страшно красиво. Однако мы, конечно, не можем упрекнуть авторов цитировавшихся произведений, особенно известного именно своей прекрасной стилистикой Л. Леонова, в незнании литературной нормы русского языка. В чем же причина такого на первый взгляд «ненормального» употребления наречий страшно, ужасно и жутко?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить, что толковые словари современного русского языка фиксируют у прилагательных страшный, ужасный и жуткий (и соответственно у образованных от них наречий) кроме первого значения ‘вызывающий чувство страха, ужаса, жути’ среди других также и значение ‘очень сильный по степени проявления, весьма значительный, чрезвычайный, крайний в своем проявлении’². Таким образом, наречия страшно, ужасно и жутко в таком значении являются синонимами наречий степени очень, весьма, чрезвычайно, крайне и могут употребляться для указания на интенсивность проявления признака. Именно в эту группу зачисляет их и академическая «Русская грамматика»³. Среди наречий, имеющих значение высшей степени интенсивности, выделяются, в свою очередь, две разновидности. Это, во-первых, совершенно лишенные качественного значения наречия типа очень, а во-вторых, наречия, сохранившие лишь отдаленную связь с первичным качественным значением прилагательного, от которого они образовались. К этой разновидности относятся, в частности, и наречия страшно, ужасно, жутко. Понятно, что именно широта их значения делает возможными сочетания страшно злой, ужасно некрасивый и страшно добрый, ужасно красивый.

Процесс утраты качественного значения у этих наречий зашел в настоящее время достаточно далеко, однако их способность обозначать те чувства, которые названы существительными страх, ужас и жуть, неодинакова. Так, широко распространены выражения Мне страшно в значении ‘Я испытываю чувство страха’, возможно также Мне жутко в аналогичной ситуации. Однако вряд ли кто-нибудь скажет «Мне ужасно», если он чего-то очень сильно боится, т. е. испытывает чувство ужаса. Ощущается некоторая незавершенность такого предложения. Это вызвано тем фактом, что наречие ужасно является наиболее близким к наречиям типа очень, которые могут употребляться только для указания на высокую степень проявления признака, названного следующими за ними прилагательными или качественными наречиями.

Остаточная связь с существительными страх, ужас, жуть в той или иной степени сохраняется у каждого из рассматриваемых наречий. Именно поэтому словари избегают приводить примеры их сочетаемости со словами, которые обозначают предметы, действия, явления, состояния, реально не вызывающие чувства страха, жути, ужаса. Следует, однако, более внимательно проанализировать, каков характер этой остаточной связи. Обратимся сначала к тому, как словари толкуют интересующее нас значение синонимов страх, жуть и ужас: страх — это «очень сильный испуг, сильная боязнь», жуть — «чувство тоскливого беспокойства, страха», ужас — «чувство сильного страха, доходящее до подавленности, оцепенения»⁴.

Как видно, существительные страх и жуть противопоставляются значением оттенков обозначаемого ими чувства, страх и ужас — значением степени проявления этого чувства, а объединяет их то, что все они обозначают, во-первых, эмоциональное состояние, чувство человека, во-вторых, отрицательное чувство и, в-третьих, очень сильное чувство. Процесс утраты качественного значения наречиями, образованными от существительных страх, жуть, ужас, шел, очевидно, следующим образом: страшно, жутко, ужасно — ‘то, что вызывает конкретное чувство страха, жути, ужаса’ — ‘то, что вызывает сильные отрицательные эмоции вообще’ — ‘то, что вызывает сильные эмоции’ — ‘то, что проявляется в очень высокой степени и вызывает сильные эмоции (положительные или отрицательные)’. У рассматриваемых наречий развилось значение интенсивности проявления признака, а от первоначального качественного содержания сохранилась только способность выражать сильные эмоции говорящего.

Утрату наречием ужасно связи со значением существительного ужас, а также его сильную «эмоциональность» можно подтвердить следующим примером: У меня профессия будет ужасно страшная. Ее все боятся. Буду стоматологом (устная речь). Словосочетания страшно красиво и ужасно страшная являются полярно противоположными: в первом случае «сочетается несочетаемое», т. е. мы имеем дело с оксюмороном, а во втором повторяется одно и то же на первый взгляд — типичная тавтология. Логичнее было бы сказать очень страшная или, что точнее, крайне страшная. Однако дело в том, что в задачу говорящего входило не только указание на очень высокую степень проявления признака, но и выражение его эмоциональной оценки. Важен и тот факт, что говорящий хочет создать атмосферу непринужденного, неофициального общения близких друг другу людей.

К. И. Чуковский, очень тонко чувствовавший язык и дававший зачастую такой точный лингвистический анализ того или иного языкового явления, что ему мог бы позавидовать самый квалифицированный специалист-языковед, писал по поводу выражений типа ужасно весело и страшно красиво: «Можно не сомневаться, что те, кто пользуется этими эмоциональными возгласами, постигают их только в сумме, совсем не замечая слагаемых, как это постоянно бывает со всеми идиомами речи. В данном случае слова ужасно и страшно теряют свою знаменательность и служат лишь для усиления экспрессии, заменяют собой такие слова, как очень, чрезвычайно и проч.»⁵

Употребление эмоционально и стилистически нейтральных наречий очень или крайне не дает возможности выразить все эти экспрессивные нюансы. Содержание предложения Это страшно красиво может быть в развернутом виде передано как ‘Это очень красиво и вызывает у меня сильные эмоции, причем говорю я об этом в неофициальной обстановке’. А. М. Пешковский писал: «Подобные опущения того, что дано в мысли обстановкой речи или общностью предыдущего опыта говорящих, составляют норму для языка и объясняются общим законом всякой нашей деятельности, а не только речевой: законом экономии сил»⁶. Употребление словосочетаний типа страшно красивый или ужасно страшный можно объяснить действием этого же закона: совмещение в одной языковой единице нескольких значений позволяет в более компактной форме передать большее количество информации.

Интересно отметить одну характерную особенность группы наречий, функционирующих как эмоционально окрашенные показатели высокой степени проявления качества: в ней нет наречий, образованных от названий сильных положительных эмоций. Не могут утрачивать качественное значение и сближаться по значению с наречиями типа очень такие, например, наречия, как радостно, счастливо или весело. Приходится в связи с этим вспомнить общеизвестное положение народной мудрости, гласящее, что хорошее быстро забывается, а плохое запоминается надолго. Очевидно, действительно существуют какие-то особенности человеческой психики, в силу которых именно отрицательные эмоции с большей легкостью становятся знаками эмоций вообще. Кроме того, следует сказать, что за кажущейся алогичностью построений типа страшно красиво можно усмотреть глубинную диалектическую логичность языкового мышления: перед нами один из случаев проявления в языке наиболее общего философского закона единства и борьбы противоположностей.

Интересно отметить, что подобные «алогичные» построения характерны не только для русского языка. К. И. Чуковский по этому поводу замечает: «Кстати: те же англичане на каждом шагу говорят: „вы страшно добры“ (ит из офли кайнд ов ю), „это ужасно приятно“ (ит из террибли найз). Несмотря на протест всевозможных рационализаторов речи, форма эта утвердилась в языке. Она есть и у французов, и у немцев, и здесь тоже ничего не поделаешь. Знаменитый испанский лингвист академик X. Касарес в своем „Введении в современную лексикографию“ (русский перевод: М., 1958) пытается найти психологические объяснения тому, что в испанском языке слово formidable (‘ужасный, страшный’) стало выражать высшую степень восхищения...»⁷

Итак, наречия страшно, жутко и ужасно в современном русском языке, как и подобные наречия во многих других языках, все больше утрачивают качественное значение и все шире используются как эмоционально окрашенные показатели высокой степени проявления признака.

Надо сказать, что такое употребление этих наречий возникло не вчера. Нечто подобное можно встретить у многих авторов XIX и XX вв., например: Некрасов написал недавно страшно хорошее стихотворение (В. Белинский. Из письма Тургеневу, 1847); Она мне понравилась страшно (А. Чехов. Драма на охоте); Страшно радовался, что находил много брусники (М. Андреева. Воспоминания о Маяковском). К. И. Чуковский, отстаивая право на существование в речи таких алогичных на первый взгляд сочетаний, обращался и к самому высокому во времена написания его книги «Живой как жизнь» авторитету. Подобные примеры найдены им в переписке В. И. Ленина: Дорогой В. К.! Посылаю Jornal de Genéve. Ужасно рад, что нашлось (Письмо В. И. Ленина В. Карпинскому от 19 сентября 1915 г.)⁸.

Очень своеобразно использует наречие ужасно Ф. М. Достоевский. Исследователь стиля Достоевского А. В. Чичерин отмечает, что для романов писателя, особенно для «Братьев Карамазовых», характерно необычное словосочетание ужасно слушать в значении ‘слушать напряженно, с повышенным вниманием и заинтересованностью’⁹. Р. А. Будагов относит это словосочетание даже к «ключевым словам» стиля Достоевского¹⁰. Однако все же это — именно особенность индивидуального стиля, а не языковая норма в отличие, например, от таких сочетаний, как ужасно устать или ужасно радоваться.

Наречия жутко, страшно, ужасно в рассматриваемом нами употреблении могут быть названы «эмоциональными интенсификаторами». Так же, кроме того, функционируют и используемые в качестве наречий существительные страх, жуть и ужас.

Существует несколько разновидностей конструкций с такими наречиями. Они могут располагаться после прилагательного или наречия, обозначающего качественный признак: — ...Будила этот тоже из Лясин, плохой — страх (В. Быков. Сотников).

Часто включаются эти наречия в конструкции, которые уже имеют усилительный элемент какой, такой или до того, до чего. В этом случае при них могут находиться частицы просто, ну просто: — ...Посиди у печки да дровец подкинь, — сказал он ей как старой знакомой, — холодина какая, ужас...; И понимаешь, до того знакомый один голос, ну просто ужас до чего знакомый (Ю. Герман. Наши знакомые); — Мой Вовик такой непослушный, просто ужас (устная речь).

Употребляясь перед словами какой, как или сколько, существительные страх, жуть и ужас в роли наречий образуют фразеологизмы типа ужас какой, ужас как и ужас сколько. Кроме того, для существительных жуть и ужас возможны наречные формы до жути, до ужаса (существительное страх такой формой не располагает), например: Я сам рассеян до ужаса (М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

Интересной формой функционирования всех разновидностей наречий, образованных от существительных страх, жуть и ужас, является их использование в так называемых градационных рядах (построенных по принципу усиления или ослабления значения): — И мне худо, — говорила Антонина, — мне тоже очень худо, ужас как худо; — Это все очень противно, — брезгливо сказал он, — ужасно противно (Ю. Герман. Наши знакомые).

Экспрессивный повтор качественного наречия или прилагательного уже сам по себе создает значение очень высокой степени проявления признака, а употребление «интенсификаторов» еще более его усиливает. Эмоциональная окрашенность подобных построений очень сильна.

В свое время словосочетания типа страшно весело и ужасно интересно неоднократно включались в число недопустимых в речи школьников¹¹. Такая чрезмерная забота о чистоте языка получила достаточно обоснованную критику со стороны К. И. Чуковского, который в своей книге «Живой как жизнь» писал: «Многие читатели, например, восстают против таких выражений, как ужасно весело и страшно красиво. Выражения эти кажутся им явно бессмысленными. „Если ужасно, то каким образом весело! — негодует бакинский читатель Р. А. — Уму непостижимо!“ „Нужно быть глупцом, — пишет жительница Новосибирска М. Ш., — чтобы, восхищаясь живописным пейзажем, назвать его страшно красивым. Что же страшного в красивом пейзаже?“ Все это так. Несомненно. Логики здесь нет никакой. Но разве живой язык, все его прихотливые формы определяются исключительно логикой? В том-то и дело, что нет»¹². Подводя итог, К. И. Чуковский утверждает: «...если мы добьемся того, чтобы ни одна школьница не смела сказать: я была ужасно рада или здорово мне влетело, мы наверняка повредим нашей речи, обедним, обескровим ее»¹³.

Однако, к сожалению, и в наши дни в школьной практике, а иногда и на страницах печатных изданий можно встретить оценку таких словосочетаний как неправильных. Поэтому нелишним будет еще раз повторить: нет ничего страшного, если мы говорим: страшно красиво. Действительное владение языком предполагает широкое использование всех его живых возможностей. Необходимо только четко представлять, в какой ситуации могут быть употреблены те или иные формы. Так, существительные страх, жуть, ужас в роли наречий, наречные формы до жути, до ужаса, фразеологизмы страх какой (как, сколько), жуть какая (как, сколько) и ужас какой (как, сколько) являются разговорно-просторечными, а наречия жутко, ужасно и страшно — разговорными. Эти слова и сочетания вполне допустимы в условиях неофициальной беседы.

***

Так заканчивалась моя статья «Страшно ли „страшно красиво“?», опубликованная в журнале «Русская речь» в далеком 1987 году¹⁴. Я состоял тогда аспирантом в Институте русского языка АН СССР, готовился к защите кандидатской диссертации и был страшно рад, что такой уважаемый журнал, как «Русская речь», принял мою статью к публикации. И более того, милые дамы, работавшие в редакции «Русской речи», поговаривали, что мой опус признан лучшей работой молодого ученого за тот год и будет как-то отмечен. Правда, отмечена моя статья так и не была. Не знаю до сих пор, то ли сама идея конкурса статей аспирантов отпала, то ли был найден кто-то более достойный награды, чем я. А статья эта (моя первая статья в солидном научном журнале!) нравится мне до сих пор, и я до сих пор помню, как гордился проявленным мной «вольнодумством»: как же, выступил в защиту порицаемых многими «вольностей» в речи школьников (правда, прикрывшись все же авторитетом К. И. Чуковского)...

Боже мой, Боже мой, как хочется иногда вернуться в те тихие и безмятежные времена, когда кто-то боролся за изгнание из речи школьниц невинных выражений страшно красиво и ужасно страшно, а кто-то отстаивал их право так говорить! И сколько раз за последние годы меня шокировали такие картинки: идет по улице или даже едет в городском транспорте группа разнополых тинэйджеров школьного возраста, и беседуют они между собой на какие-то простые темы: как в кино ходили, как на дачу ездили, как к экзаменам готовились, не ссорятся совсем, и не секс, или, не приведи Господь, наркотические «улёты» обсуждают — так, самый обычный бытовой разговор, но ведется он с использованием почти сплошь обсценной лексики, а проще говоря — мата. Причем и особи «мужеского полу», и «юные девы» употребляют его почти равночастотно и уж точно одинаково равнодушно, как самые обычные слова. И как им объяснить, что это не просто страшно некрасиво, а по-настоящему ужасно страшно?

Братья-языковеды! Может, хватит уже плодить бесчисленные словари обсценной лексики (мата то есть), от маленьких, формата «покетбук» (для постоянного ношения в кармане, что ли?), до очень солидных, многотомных?¹⁵

Давайте поможем нашей молодежи (да и только ли молодежи!) обустроить «дом бытия». А для этого, может быть, и такими простыми темами, как речевая культура школьников, заняться не грех?

P. S. И еще несколько слов в качестве постскриптума, позволяющего автору раздел этот актуализировать и даже несколько, так сказать, оживить.

Вот 28 апреля 2018 г. в одной из передач радиостанции «Говорит Москва» некая дама говорит: Смотреть на нее... страшно. Страшно страшно смотреть. Какое значение в этом случае у наречия страшно в словосочетании страшно страшно? Вполне можно его понять как ʻочень-оченьʼ: очень-очень страшно. Но, поскольку это устная речь, может быть, мы имеем в данном случае редупликацию, т. е. повтор наречия, что на письме было бы обозначено дефисом: страшно-страшно, как далеко-далеко или давным-давно (о редупликации мы говорим в одном из разделов книги). С точки зрения формы, таким образом, трактовки могут быть разные: перед нами или использование наречия степени страшно (= очень-очень), или повтор полнозначного наречия страшно (= вызывает страх). А с точки зрения смысла — и в том и в другом случае выражается очень высокая степень проявления признака. Такая вот у дамы (скорее всего неосознанно) получилась игра слов.

А вот еще один, совсем свеженький, так сказать, пример.

Утром 12 сентября 2018 г. автор слушал ту же радиостанцию «Говорит Москва». Сергей Доренко обсуждал прозвучавшее накануне публичное заявление главы Росгвардии генерала армии В. В. Золотова в адрес Алексея Навального, в котором генерал всячески его оскорблял, а в конце концов вызвал, по сути дела, на дуэль, не на пистолетах или шпагах, конечно, а «на ринге, татами» или каким-либо иным способом. И вот один из радиослушателей, принимавших участие в обсуждении этого события, сказал: Мне кажется, это все жутко ужасно.

Не буду расставлять акценты в нравственной или политической оценке вызова генералом на дуэль человека, «имеющего президентские амбиции» (а таковой оценке и была посвящена передача). Отмечу только, что в данном случае словосочетание жутко ужасно имело значение не просто ‘оченьʼ или даже ‘очень-очень-очень ужасно’. Значения наречий жутко и ужасно как бы накладывались друг на друга и возникал некий семантический резонанс. Радиослушатель хотел сказать, что он испытывает сильный ужас, переходящий в жуть, а повтор согласного ж как бы вызывал ощущение охватывающей его при этом дрожи: «До дрож-ж-жи ж-ж-утко и уж-ж-асно». Синергетический эффект, как модно сейчас говорить. Ну что же, все правильно: в наречии жутко его прямое значения не стерлось, его связь с эмоцией, называемой словом жуть, очевидна.

Но сказал бы радиослушатель нечто совсем противоположное, допустим: Мне кажется, это все жутко весело, — никаких замечаний по поводу формы и этого высказывания у автора не было бы. Впрочем, и по поводу его смысла — тоже...

¹ См.: Словарь сочетаемости слов русского языка. М., 1983.

² См., например: Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1992. С. 199, 799, 858.

³ См.: Русская грамматика: М., 1980. Т. 1.

⁴ Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Указ. соч. С. 199, 799, 857.

⁵ Чуковский К. И. Живой как жизнь: (О русском языке). 2-е изд. М., 1963. С. 202.

⁶ Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. 7-е изд. М., 1956. С. 138–139.

⁷ Чуковский К. И. Указ. соч. С. 187–188.

⁸ Там же. С. 188.

⁹ Чичерин А. В. Идеи и стиль: (О природе поэтического слова). 2-е изд. М., 1968. С. 288–289.

¹⁰ См.: Будагов Р. А. Язык и культура: Хрестоматия: В 3 ч.: Учеб. пособие. Ч. 3: Социолингвистика и стилистика. М., 2002. С. 65. Более подробно о «ключевых словах» говорится в специальном разделе нашей книги.

¹¹ Об этом см., например: Богданов О. С., Гурова Р. Г. Культура поведения школьника. М., 1957; Блинов И. О культуре речи. М., 1957.

¹² Чуковский К. И. Указ. соч. С. 183–184.

¹³ Там же. С. 99.

¹⁴ Воротников Ю. Л. Страшно ли «страшно красиво»? // Русская речь. 1987. № 3. С. 74–79.

¹⁵ См., например: Плуцер-Сарно А. Большой словарь мата. Т. I: Лексические и фразеологические значения слова «...» (не могу его написать... — Ю. В.). СПб., 2001. Очень солидное издание, рецензентами которого были, среди прочих, академик В. Н. Топоров и член-корреспондент РАН С. А. Старостин.