Боятся ли филологи анатомии? Еще раз о прикусе и фонетике

Посвящается всем великим опровергателям, прошедшим, настоящим и будущим. Василий Верещагин, «Апофеоз войны», 1871. Государственная Третьяковская галерея, Москва

19 марта на «Элементах» вышла новость Александра Маркова «Мягкая пища способствовала распространению губно-зубных согласных», посвященная разбору недавней резонансной статьи в журнале Science. И редакция, и сам Александр предвидели, что эта работа на стыке палеонтологии, антропологии и лингвистической типологии может вызвать критику со стороны лингвистов. И действительно, вскоре Александр Марков обратился к нам с предложением опубликовать полученный им от филолога Марии Елифёровой комментарий об основных слабых местах этого исследования. Что мы и делаем.

Мария Витальевна Елифёрова

Кандидат филологических наук, сотрудник кафедры сравнительной истории литературы Института филологии и истории РГГУ (2006–2015), переводчик, писатель.

15 марта в журнале Science появилась статья Human sound systems are shaped by post-Neolithic changes in bite configuration — «Человеческие системы фонетики сформированы постнеолитическими изменениями прикуса». На российском сайте «Элементы» говорится: «Едва ли можно сомневаться в том, что данное исследование будет встречено многими лингвистами «в штыки» ... у узких специалистов столь смелое обращение со спорными, сложными и очень важными для них вопросами нередко вызывает неприятие. Различные глобальные корреляции тоже часто подвергаются резкой критике со стороны специалистов, готовых с ходу привести десяток примеров, «опровергающих» данную корреляцию (опровергать статистические закономерности отдельными примерами — возможно, не лучшая идея, но это редко кого-то останавливает)». И в самом деле, по словам Александра Маркова, некоторые лингвисты уже назвали выводы «бредом».

Поскольку я обладаю филологическим образованием и вместе с тем глубоко и давно интересуюсь палеоантропологией, рискну дать комментарий по этой теме. Мне кажется, вопросы подобного рода стоит обсуждать без эмоций и сосредоточиться на методологических аспектах работы.

В первую очередь, я, как филолог, не вижу ничего «крамольного» в самой постановке вопроса. На мой взгляд, статистический анализ, приведенный в статье, дает кое-какие (не очень сильные) свидетельства в пользу того, что отсутствие губно-зубных согласных было предковым состоянием человеческих языков. Полученные данные, безусловно, нуждаются в учете и осмыслении. Однако количество методологических проблем в работе огромно. Перечислю их по пунктам.

1. В самом начале статьи в Science говорится: «Ассортимент [звуков в языке] обычно считается заданным биологическими ограничениями по крайней мере с момента появления Homo sapiens. В то же время обычно считается, что частотность каждого звука в языках мира зависит от того, насколько этот звук легко издавать, воспринимать и запоминать. Эта зависимость также считается фиксированной на видовом уровне» («This range is generally thought to have been fixed by biological constraints since at least the emergence of Homo sapiens. At the same time, the abundance of each sound in the languages of the world is commonly taken to depend on how easy the sound is to produce, perceive, and learn. This dependency is also regarded as fixed at the species level.»).

К сожалению, перед нами образцовый пример сражения с бумажными тиграми, так как данная позиция не является главенствующей в лингвистике. Значительная часть лингвистов вообще считает проблему языка ранних Homo sapiens ненаучной и не считает возможной реконструкцию языков дальше бронзового века. Даже ностратическое языкознание не является общепризнанным направлением — в его отношении существует заметный скепсис.

Утверждение «обычно считается, что частотность каждого звука в языках мира зависит от того, насколько этот звук легко издавать, воспринимать и запоминать» также напоминает скорее апелляцию к здравому смыслу, чем к представлениям лингвистики. Понятие «легкости» субъективно: любой, кто когда-либо преподавал английский, знает, как тяжело русским или итальянцам даются межзубные спиранты, зато для англичанина чудовищно сложен звук ц. Классическое сравнительное языкознание в принципе не пользуется критериями «трудности/легкости».

2. Авторы попытались объективно выразить трудность артикуляции с помощью физического моделирования усилий, которые на это требуются у людей с разным прикусом. Сам по себе этот опыт возражений не вызывает. Возражения вызывает презумпция, что при прочих равных условиях человек будет выбирать более «легкое» произношение. Язык относится к сфере культуры, в которой не всегда действует закон наименьшей затратности. Уже в самых архаических обществах возникают чрезвычайно затратные и часто болезненные ритуалы, совершенно «непрактичные» с биологической точки зрения (хотя исследователи позапрошлого века и пытались усмотреть в них какой-то полезный смысл). Человек склонен «за ценой не стоять», лишь бы подчеркнуть различие между собой и животными, собой и другими племенами и т. д.

Авторы отдают себе отчет в том, что человек осваивает речь в раннем детстве, когда у него ортогнатический прикус, но не останавливаются на этом вопросе. Между тем c 1970-х годов накоплен огромный материал исследований детского лепета на разных языках, в ходе которых, среди прочего, было обнаружено, что лепет младенцев разных народов очень похож и слабо зависит от различий во «взрослых» языках (D. K. Oller, R. E. Eilers, 1982. Similarity of babbling in Spanish- and English-learning babies). Эти исследования остались полностью проигнорированными в статье, хотя возможно, анализ частотности звуков детского лепета мог бы подкрепить выводы авторов (или, напротив, ослабить).

3. Самую большую методологическую проблему представляет дихотомия «присваивающего» и «производящего» хозяйства, поскольку авторы совершенно не указывают, по каким критериям хозяйство относилось к «производящему». Между бушменом, который охотится и выкапывает коренья, и шведом, который печет хлеб и делает из молока сыр, существует огромный спектр промежуточных типов хозяйствования. Так, многие индейцы Северной Америки, в частности, ирокезы, сочетают земледелие, собирательство и охоту; в Папуа-Новой Гвинее земледелие, скотоводство, охота и собирательство до недавнего времени вполне сочетались как друг с другом, так и с каннибализмом. Рыболовецкое хозяйство — безусловно присваивающее, но, как правило, сочетается с потреблением зерновых (выращенных самостоятельно или выменянных у соседей), к тому же рыба и морепродукты — мягкая пища. Неясно, учитывалось ли в схеме авторов кочевое скотоводство. Список можно продолжать.

Кроме того, даже земледельческие хозяйства неодинаковы по характеру потребляемой пищи. Даже при наличии мельниц зерно может потребляться в виде пресных сухарей (они долго хранятся), а эта пища существенно отличается по твердости от вареного риса. Климатические и экологические условия тоже играют немалую роль. В Британском музее мне приходилось видеть черепа древних египтян со стертыми зубами и следами чудовищных абсцессов. Виноват песок, который попадал в муку с ветром. Необходим более полный и точный анализ как статистики прикуса, так и типов питания на археологическом материале разных стран и эпох.

4. Даже беглый взгляд на карту (рис. 1) показывает, что для Нового света данные языковых различий по «присваивающим» и по «производящим» хозяйствам отличаются незначительно. Самые большие различия — для Африки. Это чрезвычайно любопытно с точки зрения предковых состояний языка, как и отсутствие губно-зубных в Австралии, но не дает оснований для тех выводов, которые делают авторы.

Рис. 1. Встречаемость губно-зубных согласных в языках охотников-собирателей и народов с производящим хозяйством (по данным из базы PHOIBLE). Каждая точка соответствует одному языку. Рисунок из обсуждаемой статьи в Science

Кроме того, данные неполны — бросается в глаза, например, нехватка данных по языкам народов Сибири, Монголии и Китая.

5. В предложенном авторами статьи подходе присутствует фундаментальное противоречие: география соответствия фонетики языков и типов хозяйствования описана, очевидно, в синхронии, но модель для индоевропейских языков строится в диахронии. Неужели, с точки зрения авторов, остальные языки (например, американских индейцев или австралийских аборигенов) застыли во времени и не меняются? Их рассуждение имплицитно предполагает именно эту посылку. Две составляющие работы — описание распределения фонем в современных языках и модель вероятности развития согласных в индоевропейских языках — невозможно объединить иным логическим способом.

Безусловно, серьезную практическую проблему составляет то, что для подавляющего большинства языков мира прошлые состояния неизвестны (на глубину более 200 лет). Но нет никаких оснований считать, что языки охотников-собирателей фонетически не менялись с палеолита. К тому же сравнительно-историческое языкознание накопило немало данных не только об индоевропейских языках, но и о тюркских, финноугорских, сино-тибетских. Создается неблагоприятное впечатление, что вся модель с индоевропейскими языками понадобилась авторам только для того, чтобы избежать упреков в антиисторизме.

6. Авторам превосходно известно, что фонетические изменения происходят на два порядка быстрее, чем анатомические — в течение нескольких сотен лет (раздел Phylogenetic study). Эта проблема обходится с помощью усложнения построений и подгонки гипотетических параметров (там же).

Отдельно добавим, что «лабиальность» и «дентальность» — довольно текучие характеристики, и в разных диалектах одного и того же языка губно-губной и губно-зубной могут быть аллофонами одного и того же звука (например, в вологодских говорах произносят трава, но траука вместо травка). Мы вынуждены полагаться на точность и полноту описания фонетических систем языков, но недооценка вариативности может существенно искажать картину (причем, как ясно из дополнительных материалов к статье, авторы это тоже понимают).

7. Вся модель развития губно-зубных в индоевропейских языках с привязкой к типу хозяйствования покоится на реконструированных датировках праиндоевропейского единства, которые отнюдь не являются ни достоверными, ни общепризнанными (краткий обзор по теме можно найти в статье В. Кобычева «Где находится родина индоевропейцев?»). Вопрос о том, носители какой археологической культуры были праиндоевропейцами, остается до сих пор нерешенным (см., например, недавнее обсуждение этого вопроса в статье L. Klejn. 2018. Discussion: Are the Origins of Indo-European Languages Explained by the Migration of the Yamnaya Culture to the West?; на русском можно посоветовать статью Л. Клейна «Ямная, не ямная (обзор современных работ о курганных погребениях Подунавья)»), и даже после новейших палеогенетических исследований остаются как минимум две конкурентоспособные гипотезы — «степная» и анатолийская (предпочтение в пользу той или другой зависит, в частности, и от того, включать ли хеттские языки в состав индоевропейских или считать их сестринской ветвью: первое решение удревняет индоевропейцев, второе — омолаживает). Это дает совершенно разные датировки и разные типы хозяйства.

Рис. 2. Возможные пути миграции людей в Европу в неолите (слева) и бронзовом веке (справа) по данным палеогенетики. Рисунки с сайта phys.org и из статьи W. Haak et al., 2015. Massive migration from the steppe was a source for Indo-European languages in Europe

Кстати, новейшие данные палеогенетики о распространении земледелия в Евразии (см., например, I. Lazaridis et al., 2016. Genomic insights into the origin of farming in the ancient Near East) тоже не учтены в статье.

Что касается аргумента о внедрении водяных мельниц в Греции, это не что иное, как классический пример anecdotal evidence: во-первых, необходимо было бы проанализировать, существует ли связь между распространением водяных мельниц и фонетическими изменениями в других языках, во-вторых, пример еще и не слишком удачен, поскольку в греческом переход губно-губного [b] в губно-зубной [v] состоялся лишь в Средневековье. Влияют ли ручные мельницы, зернотерки или варка каши на прикус так же, как водяные мельницы? Если да, то довод с водяными мельницами не играет никакой роли.

Таким образом, полученные авторами данные являются умеренным аргументом в пользу того, что для предкового состояния человеческих языков (ранее эпохи мезолита) было типично отсутствие губно-зубных. Однако для вывода о том, что в историческое время фонетика языков обусловлена анатомией их носителей, данных явно недостаточно, а само исследование страдает множеством методологических проблем, равно как и игнорирует целые области лингвистического и антропологического знания.

Я полагаю, что тема заслуживает взвешенной и объективной дискуссии, а диалог между естественными и гуманитарными науками требуется наладить более основательно — на основе обмена информацией, а не взаимных упреков.

Источник: D. E. Blasi, S. Moran, S. R. Moisik, P. Widmer, D. Dediu, B. Bickel. Human sound systems are shaped by post-Neolithic changes in bite configuration // Science. 2019. V. 363. eaav3218. DOI: 10.1126/science.aav3218.

См. также:
1) «Мягкая пища способствовала распространению губно-зубных согласных», «Элементы», 19.03.2019.

Мария Елифёрова