Мария Молина,
кандидат филологических наук, постдокторант, Университет Тель-Авива
«Троицкий вариант — Наука» №17 (436), 26 августа 2025 года
Оригинал статьи на сайте «Троицкого варианта»
Разгадывать эмоциональное звучание древних текстов, авторы которых давно умерли, не оставив комментариев, — дело трудное. По крайней мере, мы можем с большой степенью уверенности обсуждать семантические нюансы слов, отвечающих за передачу эмоциональных состояний человека. В проекте «Аккадские и хеттские эмоции в контексте» (Akkadian and Hittite emotions in context, AHEC [1], совместное исследование немецких и израильских ученых-ассириологов) ставится цель зафиксировать как можно большее количество контекстов в аккадских и хеттских текстах, которые отвечают за выражение эмоциональных состояний1, и постараться по окружающему тексту выяснить, каково актуальное значение конкретного слова.
В ходе работы становится ясно, что одна из самых сильных эмоций, которые охватывали героев хеттских и аккадских документов, особенно нарративных, мифологических, посвященных богам, — это ярость в самых разнообразных ее проявлениях. Я хочу рассказать сейчас о развитии семантики слов, использовавшихся в хеттских религиозных текстах для обозначения злости и ярости. (Способны ли вы почувствовать разницу между этими двумя состояниями, кстати?)
Психологически можно себе представить несколько вариаций того, что мы будем обозначать злостью, яростью или сердитостью. Одна из них — злость как агрессия: говоря условно, человек ищет драки. Хетты использовали для выражения этого значения корень kappila(i/e)-, kappila-* ‘pick a fight’ (буквально: «задираться»). Его дериватив kappilahh- означает ‘get in a fight’, т. е. «вступить в драку»; прилагательное kappilali- означает агрессивного человека, который склонен ввязываться в драку. Этимология и семантическое развитие этого слова — штука очень любопытная и довольно нетривиальная. Исходно, как говорит хеттский этимологический словарь Яна Пухвела (HED K:65) [2], еще для праиндоевропейского состояния реконструируется корень *kamp- со значением «кривой». Это представление о кривизне переносится на долину, которая представляет собой искривление между горами, а отсюда у этого корня возникает значение «поле». Мы можем вспомнить, что в латинском языке есть слово campus ‘field’, которое, в частности, дало древневерхненемецкое kampf ‘joust, fight’. То есть поле может быть полем боя или полем военного лагеря, а тут уже и до значения «схватка» совсем недалеко.
Хайнер Айхнер, недавно умерший венский индоевропеист, предполагал сравнение этого корня также с санскритским šap- ‘to scold, to curse’ («ругать, проклинать»), которое должно было происходить из праиндоевропейского *ḱep-. Но на материале анатолийских языков (в ближнем родственнике хеттского языка — лувийском) такой реконструированный корень должен был бы дать **zapp- (см. «Этимологический словарь унаследованной лексики хеттского языка» Алвина Клукхорста, EDHIL:439) [3], поэтому к реконструкции Айхнера мы должны отнестись настороженно. Но зато семантический переход «кривой → поле» есть в древнегреческом, κάμπτο < *καμπ-ιω ‘bend’. Если следовать этому пути, перед нами долина, которая представляет собой поле, а где поле — там поле битвы, а где битва — там агрессия, и в итоге мы получаем человека, который склонен «наезжать» на других.
Другое слово для злости — kardimmiya- («сердиться») — буквально, как и в русском, происходит от слова «сердце». В слове «сердиться», как и в kard-immiya-, легко увидеть общеиндоевропейский корень *ḱerd-/ḱrd — тот же, что в слове «кардиология». Таким образом, «сердиться» означает «испытывать сердцем сильные чувства».
Отвлекаясь в сторону от темы злости, заметим, что в лувийском, в отличие от хеттского и многих других индоевропейских языков, семантический переход от «сердца» случился в сторону «желать», а не «сердиться» — семантическое развитие пошло по другой тропе.
Немецкая исследовательница Элизабет Рикен (Rieken 1999: 110–111) [4] пишет, что корень *ḱerd- ‘heart’ послужил в хеттском языке основой для формирования глагола *ḱerd-e/o- ‘to be angry’, а уже отсюда с помощью суффикса -men- образовалось существительное *ḱerd-i-men- ‘anger’, и уже от него с помощью продуктивного глагольного суффикса iye-/iya- образовался глагол kardimmiya-, который мы встречаем в описаниях гнева многочисленных хеттских богов.
Интересное семантическое развитие, если верить мнению американского хеттолога Крэйга Мелчерта [5], получает хеттский глагол злости šāi-/šāe- (причастие šānt-, отглагольное существительное šā(u)war): «встать → сопротивляться, бунтовать, противоречить → вскакивать в порыве ярости». Это предположительное развитие, основанное на гипотезе, что корень этого слова происходит от распространенного индоевропейского *steh2- (*sta-) «стоять, встать» (отсюда англ. stay и stand, а также многочисленные другие когнаты этого глагола, такие как греч. στάσις, лат. status, рус. стоять, нем. stehen и т. д.). Разумеется, нужно учесть выпадение -t- в хеттском корне, но такое исторически вполне возможно. В целом, гипотезу происхождения хетт. šā(u)war от *sta- подтвердить или опровергнуть довольно сложно, для этого не хватает данных. Но в базе данных семантических переходов DatSemShift [6] в 16 языках отмечен переход ‘to stand up → to revolt’, который, в принципе, тоже отражает точку эмоционального напряжения.
У явно редуплицированного глагола lēlaniya- «гневаться» уверенно восстановить этимологию пока тоже не очень получается. Однако этимологический словарь Яна Пухвела (HED E-I:80–81) [2] дает в качестве основы для редупликации слово elaniya- ‘escalate, drive’, которое сравнивается с греч. ελαω- ‘drive; harass’. А российский хеттолог Алексей Касьян высказывал предположение, что в таком случае lēlaniya- следует возводить к корню ila(n)- / ilan-iya (HED E-I:357) ‘stairs, ladder’. И тогда мы видим семантическое развитие «подниматься по лестнице → эскалировать, поднимать напряжение → быть в ярости».
Кажется, один из хеттских глаголов злости-ярости karpi- ‘divine wrath’ и соответствующий глагол karpiye/a- с неясной этимологией выглядят как развившиеся из значения «бурчать», т. е. произносить рычащие звуки. На праанатолийском уровне для него восстанавливают корень *ḱrp-/*ḱerp-. Любопытно, что в лувийском языке хеттскому karpi- соответствует существительное zarp(i)- (с палатализованным k в начале слова, в полном согласии с фонетическими соответствиями между анатолийскими языками), которое, как пишет немецкий индоевропеист Давид Сассвиль [7], представляет собой часть головы, скорее всего, бороду. Можно, наверное, на этом основании представить себе недовольство как бурчание в бороду.
Идея рассерженного состояния как результата обиды и зависти представлена глаголом aršaniye/a- и его производными, такими как aršananta šākuwa «завистливые глаза» и aršanattallaš «завистники». Алвин Клукхорст (EDHIL:210) реконструирует праиндоевропейскую форму как *h1/3rs-ne-h1-ti / *h1/3rs-n-h1-enti, отталкиваясь от санскритского ī́rṣyant- ‘angry’, irasyáti ‘to be angry’, авестийского arəšiiant- ‘envious’, araska- ‘envy‘. Ян Пухвел (HED A:173) [2] указывает на возможные параллели с тохарским А rse ‘hate’. Российский анатолист Илья Якубович отмечает, что существует лувийское слово ar-ši-ma-na-al-li-ya-an ‘belonging to enviers’ (eDiAna [8]), хотя оно встречается всего единожды в списке меризмов, и мы не можем уверенно судить о значении. Очевидно, что на праиндоевропейском уровне у этого корня уже можно фиксировать семантику ненависти или рассерженности, происходящей от зависти. Судя по хеттскому материалу [2], семантическое развитие здесь могло быть от значения «захлестывающий поток» — именно значение быстрого течения, выплескивающегося наружу, есть у другого хеттского, омонимичного корня. Можно предположить, что синхронная омонимия могла представлять собой развитие многозначного корня в более раннем языковом пласте. И тогда зависть — это чувство, которое захлестывает человека, заставляя его терять контроль над своими действиями.
Разброс вариаций на тему ярости и злости в хеттских текстах на этом можно было бы считать исчерпанным, если бы значение «злой» время от времени не возникало — явно в синхронном срезе — у слова, обозначающего «плохой» — idalu-. Давайте посмотрим на его этимологию. Это слово уверенно восстанавливается для праанатолийского состояния как *edwal- < *h1eduo-. Натренированный взгляд тут же натыкается на праиндоевропейский корень в этом слове, который легко увидеть во многих индоевропейских языках практически в неизменном состоянии — один из ключевых глаголов нашей жизни, обозначающий поглощение пищи. Еда, есть, яства — это всё про него. Если наши предположения верны, и анатолийское слово действительно происходит от корня *h1ed- ‘eat’, то «плохое» — то, что портит, разъедает наши внутренности, нашу душу, а также разъедает всё остальное, что только может попасться на пути. А уже в хеттском языке, в хеттских мифологических нарративах возникает семантическое развитие «плохой» — «злой»: если бог «плох», то он гневается, и под руку ему не попадайся.
1. AHEC (Akkadian and Hittite emotions in context).
2. HED: Puhvel Jaan. 1984–2011. Hittite Etymological Dictionary. Volumes 1–8. Berlin, New York, Amsterdam: De Gruyter Mouton.
3. EDHIL: Kloekhorst Alwin. 2008. Etymological dictionary of the Hittite inherited lexicon. Leiden: Brill.
4. Rieken Elisabeth. 1999. Untersuchungen zur nominalen Stammbildung des Hethitischen. Studien zu den Boǧazköy-Texten, 44. Wiesbaden: Harrassowitz.
5. Melchert H. Craig. Distinguished Professor Emeritus, UCLA.
6. Database of Semantic Shifts in languages of the world.
1 Отметим, что «история эмоций» — возможно, диковинно звучащее для некоторых читателей словосочетание — представляет собой новую, динамично развивающуюся ветвь гуманитарных наук. См.: Ян Плампер. История эмоций / Пер. с немецкого Кирилла Левинсона. — 2-е изд. — М.: НЛО, 2024. — Прим. ред.
Мария Молина