Просветители «ТрВ-Наука»

Интервью с Никитой Вихревым и Ириной Фуфаевой
«Троицкий вариант — Наука» № 20 (314), 6 октября 2020 года

22 сентября объявлен короткий список XIII сезона премии «Просветитель» и I сезона премии «Просветитель.Перевод». «ТрВ-Наука» поздравляет финалистов и гордится, что среди них есть два постоянных автора нашей газеты — Ирина Фуфаева и Никита Вихрев. Мы взяли у них небольшое интервью.

Никита Вихрев, кандидат биологических наук:

— Спасибо за поздравление! Но на самом деле нужно поздравить и давнего сотрудника «ТрВ-Наука» Марию Янбулат, которая редактировала «Рассказы о двукрылых» от первых глав и до сдачи книги в печать.

— Как вы восприняли новость о выходе вашей книги «Рассказы о двукрылых» в финал премии «Просветитель»?

— Один мудрый человек (это был не Троцкий) научил меня, что радоваться нужно процессу, а не результату. В самом деле, год пишешь; потом день, ну, неделю празднуешь — понятно, что лучше чувствовать себя счастливым год, а не только один день. А так горжусь, конечно, что не разочаровал издательство, тех, кто работал над книгой, читал ее.

— Как появилась идея написать «Рассказы о двукрылых»?

— Моей заслуги в этом мало. Идея возникла благодаря «ТрВ-Наука» и ведущему редактору «Фитона XXI» Елене Целлариус. «ТрВ-Наука» опубликовала мою заметку «Зачем мухе шип», а Елена прочла ее и решила предложить написать книгу. И тут выяснилось, что бабочки и орхидеи воспеты в десятках книг, а мухи и комары... кто же про такую гадость писать станет?

— А сейчас вы в каком «процессе»? Есть в планах другие книги?

— Охотно похвастаюсь: я на завершающем этапе перевода «Рассказов...» на английский язык, книга Diptera: an Introduction to Flies должна быть издана уже в этом году. Я запустил эту работу еще в 2019-м, и она заняла год. К счастью, я не представлял себе, что перевод окажется задачей вполне сравнимой с написанием заново, поэтому и взялся. Большая проблема, скажем мягко, экономичность английского. Причем проявляется она совсем не там, где ее ждали. Например, фраза «Поскольку в начале книги сказано то-то, Антон Павлович бы не одобрил, если бы я здесь не рассказал о том-то...» легко переводится как «According to the dramatic principle of Chekhov’s gun...». А вот словосочетания «прямошовные мухи» или даже «на злаках и осоках», которыми нас не удивишь, по-английски никаким образом не передать, только латынью.

Спокойствие, что всё сделано хорошо, пришло только после того, как уговорил коллегу-диптеролога и коренного англичанина отредактировать текст.

Я думаю, что английское издание удалось существенно улучшить: некоторые оплошности исправлены, некоторые главы серьезно дополнены и переработаны. Например, я знаю за собой слабость проглатывать логические связки, которые кажутся мне очевидными, а при переводе выясняется, что они не очевидны ни переводчику, ни будущим читателям, если не исправить.

Удачно и то, что англичанин не со всеми моими заключениями согласился, а я — не со всеми его замечаниями. Решил оставить то, что считаю правильным, и добавить возражения научного редактора. Пускай читатели сами решают, кто из нас прав. По-моему, некоторая соревновательность на пользу книге.

— То есть работа проделана не зря?

— Разве хвастаются зря проделанной работой! Во-первых, как уже сказано, двукрылые книгами о себе не избалованы, поэтому надеюсь, что моя не затеряется. Кому интересно — прочтут. Сделав перевод, я могу увеличить количество прочитавших в разы. Во-вторых, в этом году введена номинация «Просветитель.Перевод» (с английского). А может ли кто-нибудь припомнить хоть одну естественнонаучную книгу за последние 30 лет, переведенную в обратную сторону? Не научную или справочную — таких мало, но есть, — а популярную. Я не вспомнил ни одной; знакомые, которых опросил, — тоже! Надо как-то это безобразие преодолевать. Если хоть немного удастся, никаких трудов не жалко.

Ирина Фуфаева, научный сотрудник Института лингвистики РГГУ (беседовала Наталия Демина):

— Как и когда вы решили стать лингвистом?

— Когда обнаружилось, что такое бывает в принципе. С тех пор как я научилась говорить, мама постоянно слышала от меня что-то типа «пошли в беседку беседовать», а также менее удачные соображения о родстве каких-то узнаваемых мною слов (например, клубок и клуб) и обмолвилась мне о существовании науки этимологии. И в пять лет на вопрос «Кем ты будешь?» — я отвечала: «Этимологом». «Бабочек любишь?» — догадывались взрослые... Так оказалось, что мой выбор страшно далек от народа.

— Были ли в детстве и юности книги, которые вам помогли сделать выбор профессии?

— Лев Успенский, «Слово о словах». А когда мне было 10 лет, мама выписала журнал «Русская речь». Обожаемые лингвистические задания в «Науке и жизни». В 7-м классе делала лингвистический доклад на городской конференции так называемого Научного общества учащихся города Горького (сейчас Нижнего Новгорода). Это, в общем, бодрое начало по ряду причин сменилось на много лет чрезвычайно запутанной траекторией, вместившей несколько вузов, десятилетия экоактивизма и экожурнализма. Я очень счастлива и благодарна, что потом она всё же распуталась.

— Когда и как пришла идея книги-финалиста? Почему вы обратили внимание на феминитивы?

— Сначала мне совершенно не приходила идея написать книгу. Как я уже много раз «разъясняла», я последние лет, наверное, пять не могу пройти мимо интернет-обсуждений феминитивов, буквально напичканных так называемыми наивными представлениями о языке, т. е. современными мифами, своего рода новой фоменковщиной.

Наивное отождествление пола и грамматического рода заставляло сторонниц феминитивов писать о женщине «замечательная человека», лишь бы не использовать мужской грамматический род — при том, что русский язык позволяет здесь использовать и женский род безотносительно к полу объекта — «замечательная личность».

А противники феминитивов возмущались — «Все мои сотрудницы против феминитивов!», — не видя, что используют те самые ужасные и якобы новомодные образования (сотрудница).

Я и сейчас ежедневно вижу и слышу разнообразные мифы о названиях женщин. О некоторых феминитивах типа начальница, парикмахерша, продавщица, повариха, заведующая, гардеробщица, директриса устойчив миф, что это нечто советское. На презентации книги на Международной московской книжной ярмарке — 2020 я спросила зрителей: «Сколько лет слову начальница?» Мужчина авторитетно «объяснил»: «Несколько десятилетий, так как „раньше женщины начальниками не были“». А как насчет начальниц хотя бы женских образовательных учреждений? Но вообще это слово употреблялось еще в XVI веке («начальница инокиням»), ему не менее 500 лет.

То есть скорее наоборот, очень многие образования с суффиксами женскости возникали или заимствовались столетия назад, и некоторые из них совсем забылись — например, казначея, живописица, авиаторша (и десятки других), — в то время как другие живы, но воспринимаются новыми, как начальница.

Постоянно встречаю фантастические утверждения о значениях конкретных суффиксов: «-ша — суффикс принадлежности». Даже — «авторша была женой автора»! И еще много-много разных других утверждений, идущих строго вразрез с обычными, распространенными фактами языка, которыми все мы повседневно пользуемся, не говоря уж об исторических данных, тоже вполне доступных.

Потом в июле 2018 года была статья «Пани авторка» в «ТрВ-Наука», оказавшаяся крайне востребованной, затем еще несколько, и постепенно становилось понятней, что получается книга. Добавилось много истории и много историй о суффиксах, о тонких правилах взаимодействия суффиксов с основами, о смене рода, происходившей с разными русскими существительными в разные эпохи и пр.

Рада, что все эти истории, сложившиеся в книгу об истории, устройстве и конкуренции феминитивов, оказались интересными не только мне.