Юрий Гербек, София Хантемирова
«Природа» №12, 2014
Любой признак формируется на основе генотипа, а также под действием среды, влияние которой иногда преобладает (особенно это касается поведения). Долгое время считали, что личность и характер человека формирует только окружающая среда (события жизни, воспитание). Затем, с развитием генетики, популярность приобрела противоположная точка зрения, т.е. ответственность за формирование личности легла на плечи наследственности. Впрочем, относительно поведения человека эту точку зрения воспринимали с большим трудом. Тем не менее масса примеров, связанных с психологическими травмами родителей и различными воздействиями в ранний период развития, говорит о том, что работа генома может быть как-то скорректирована под влиянием внешних условий.
С развитием эпигенетики появилась возможность найти объяснение связи между наследственностью и средой. Выяснилось, что разнообразие живых организмов и тканей во многом зависит от эпигенетических механизмов, влияющих также и на работу центральной нервной системы и поведение. Конечно, от экспрессии гена до формирования признака существует довольно много ступеней модификации, например, синтез кодируемого геном белка, его доставка и активность могут быть подавлены. Однако во многих случаях именно регуляция экспрессии гена служит решающим фактором для проявления признака.
Сегодня известны различные механизмы регуляции генной экспрессии, но мы остановимся на одном из них — на метилировании ДНК (присоединении метильной группы к некоторым цитозинам). Такая химическая модификация ДНК, возникнув на ранних этапах развития под действием внешних и внутренних факторов, может сохраняться в течение всей жизни организма, а иногда и передаваться от родителей детям [1–3]. Этим, в частности, объясняются те отсроченные эффекты детских психологических травм, которые проявляются в течение жизни.
Метилирование ДНК, которое встречается у многих организмов, не изменяет структуру кодируемого белка, но может влиять на экспрессию генов. У млекопитающих метильные группы присоединяются в основном к цитозинам, находящимися в паре с гуанином (CpG-динуклеотиды). Во многих случаях транскрипция ДНК зависит от количества метильных групп на данном участке: если их много, она неактивна, но становится активной с их уменьшением.
Особенно активно метилирование ДНК происходит в эмбриональный период и вскоре после рождения. Именно в это время обнаружено самое большое количество ДНК-метилтрансфераз (DNMT) — ферментов, осуществляющих этот процесс. Если работа одного (или нескольких) их генов полностью нарушена, организм погибает, не родившись, или в первые недели жизни [4]. После рождения количество ДНК-метилтрансфераз постепенно уменьшается, однако в нейронах этих ферментов остается достаточно много, что, видимо, указывает на их важную роль в нервной системе [5].
Один из наиболее интересных и хорошо изученных примеров влияния метилирования ДНК на поведение связан с материнской заботой у крыс. Группа канадских исследователей под руководством М. Мини изучила отсроченные эффекты материнской заботы, проявляющиеся у взрослых животных [6]. Из лабораторной популяции крыс отобрали две группы с крайней формой поведения. Животные из первой группы активно ухаживали за своими детенышами (вылизывали их, чистили им шерсть), тогда как во второй группе забота о потомстве проявлялась значительно меньше (крысы были тревожнее и в большей степени поддавались стрессу). Эти особенности поведения устойчиво сохранялись у потомства в каждой группе. Так, крысят, рожденных заботливыми матерями, вскармливали крысы из группы с низким уровнем материнского поведения и наоборот (рис. 1, а). Интересно, что выросшие крысята обладали всеми особенностями поведения вскармливающих их крыс, а не биологических матерей. Эти черты передавались в ряду поколений по материнской линии. Забота о крысятах усиливалась, если в течение первых недель жизни их ненадолго отсаживали от матерей, которые после возвращения детенышей в клетку начинали их активно вылизывать (рис. 1, б).
Рис. 1. Схема экспериментов по изменению материнского поведения крыс. Перекрестное воспитание (а): 1— крысы с низким уровнем материнского поведения (Р−) вскармливают потомство крыс с высоким материнским поведением (Р+), и наоборот. 2 — материнское поведение потомства (F−) соответствует поведению выкармливавших его крыс F+; (б) отсаживание матери от детенышей в их первые недели жизни усиливает материнскую заботу [6]
Реакция на стресс оценивается по количеству его гормонов, глюкокортикоидов, выброс которых в кровь регулируют рецепторы, находящиеся в разных отделах мозга, в первую очередь в гиппокампе. Они через цепочку взаимодействий останавливают выброс гормона. Глюкокортикоидные рецепторы кодируются одним геном, Nr3c1. Соответственно, если рецепторов в гиппокампе много, стресс купируется быстро, а если мало, его последствия будут более продолжительны. У крыс с низким уровнем материнской заботы рецепторов в гиппокампе оказалось меньше, чем у животных с противоположным поведением. Это связано с пониженной активностью гена Nr3c1. Она вызвана метилированием его регуляторного участка, происходящего на фоне повышенного количества ДНК-метилтрансферазы DNMT1 (рис. 2). У крысят этот участок ДНК метилируется в первый же день после рождения. Однако если мать часто вылизывает детенышей и чистит им шерсть, то в течение нескольких дней их жизни ключевой CpG-динуклеотид регуляторного района теряет метильную группу (деметилируется), в то время как другие остаются метилированы.
Рис. 2. Механизмы отсроченных эффектов материнского поведения. У особей, воспитанных при недостатке материнской заботы, регуляторный участок гена глюкокортикоидого гормона (Nr3c) метилирован (Ме), его экспрессия понижена, что приводит к повышенной тревожности и подверженности стрессам во взрослом состоянии [6, 7]
Такой механизм отсроченных эффектов ранних воздействий, видимо, имеет место и у человека. Об этом говорят работы, проведенные теми же исследователями под руководством М. Мини на двух группах самоубийц (участники первой группы росли в неблагоприятной среде, о второй группе таких данных нет). Контролем служили люди, погибшие в несчастных случаях. У самоубийц первой группы глюкокортикоидных рецепторов в гиппокампе оказалось меньше, а его ген был метилирован сильнее по сравнению с другой группой и контролем [7]. Схожесть описанных изменений у крысы и у человека дала основание предположить, что в метилировании гена Nr3c1 в гиппокампе и заключается ключевой механизм ранних воздействий. Но обусловлен ли описанный феномен только эпигенетически и не связан ли он с генотипом исследованных людей и животных?
Считается, что влияние раннего опыта на становление стресс-ответа и развитие центральной нервной системы у лабораторных крыс отражает пластичность этих систем у диких животных, т.е. возможность адаптации к различным условиям среды. В дикой популяции крыс существует социальная иерархия, из-за которой особи обитают в различной по комфортности и богатству ресурсами среде, поэтому самкам требуется разное время для добывания пищи. Если расстояние до источника пищи и воды небольшое, самка часто покидает гнездо и быстро возвращается, время контактов с детенышами увеличивается — приходя назад, она каждый раз вылизывает крысят и чистит им шерсть. Как и в случае с отсаживанием крысят от матери или при выраженной материнской заботе, выросшие потомки должны быть меньше подвержены стрессу. Если же пища далеко, то самка редко и надолго (иногда на 2–3 часа) покидает гнездо, оставляя крысят без внимания. Повышенный ответ на стресс более адаптивен для мест на краю ареала, где мало еды и много хищников [8]. Согласно описанному механизму, у таких крыс в регуляторных участках гена Nr3c1 должно быть больше метильных групп, а кратковременное отсаживание крысят в начале жизни от матери должно понизить их количество и увеличить число рецепторов в гиппокампе.
В нашем эксперименте у отловленных из природы крыс регуляторный участок гена глюкокортиоидного рецептора был метилирован очень слабо или вообще неметилирован, даже в тех CpG-динуклеотидах, которые, по данным группы Мини, должны быть метилированы всегда [9]. Состояние гена Nr3c1 в гиппокампе мы проанализировали также на двух других группах крыс — ручных и агрессивных. Их отловили из природы в 1970 г. и провели отбор на ручное и агрессивное поведение по отношению к человеку. Ручные крысы были менее подвержены стрессу и менее тревожны, чем агрессивные, и у них было больше рецепторов в гиппокампе. В различиях между собой они были во многом схожи с крысами Мини, что позволяло предположить один и тот же механизм. Однако у ручных и агрессивных крыс, так же как и у диких, в регуляторном участке гена Nr3c1 почти не было метильных групп.
Потомков этих диких крыс второго поколения в первые дни после рождения отсаживали от матери, что должно было изменить количество рецепторов в гиппокампе и снизить метилирование его гена. Когда крысята выросли, у них экспрессия гена Nr3c1 в гиппокампе действительно была повышена. Однако и у экспериментальных, и у контрольных животных, которых не отсаживали от матери, метилирование гена практически отсутствовало, как и у их диких предков. Значит, повышенную экспрессию гена Nr3c1 у диких крыс определяет какой-то другой механизм.
Почему же хорошо изученный на лабораторных крысах феномен оказался неприменим к диким животным и их потомкам? По мнению ряда исследователей, отсроченные эффекты ранних воздействий связаны не только с повышением материнской заботы, но и с действием на самих крысят [10]. Животные, отобранные канадскими исследователями, видимо, имели повышенную восприимчивость к контактам с матерью, по сравнению с общей популяцией лабораторных крыс из вивария и с дикими крысами, изучаемыми нами (рис. 3). Вероятно, эти грызуны (и с повышенным, и с пониженным уровнем материнской заботы) обладают одним и тем же генотипом, позволяющим метилировать / деметилировать ген Nr3c1, а у диких крыс этот процесс, видимо, не играет существенной роли в регуляции ответа на стресс.
Рис. 3. Влияние метилобогащенной диеты у беременных крыс на поведение их потомков. Диета матерей уменьшила экспрессию гена Nr3c1 и повысила реакцию на стресс у потомков крыс, отбираемых на «ручное» поведение многие годы. Эффекта от метиловых добавок у агрессивных крыс не выявлено. В обеих группах регуляторный участок гена Nr3c1 не метилирован [9, 20]
Если описанный механизм касается крыс определенной группы, то как объяснить, что похожий эффект ранних воздействий наблюдается у людей? Мы полагаем, что у них он тоже связан с генотипом. Далеко не все люди, выросшие в социально неблагополучных семьях и испытавшие грубое обращение, кончают с собой. Однако только дошедшие до самоубийства могли попасть в выборку исследователей, поскольку невозможно анализировать уровень метилирования ДНК и количество глюкокортикоидных рецепторов в мозге живых людей. Они (как и в случае с крысами, рис. 3) могут быть носителями определенного генотипа, при котором воздействия в раннем возрасте воспринимаются сильнее и имеют большие последствия из-за метилирования гена глюкокортикоидного рецептора. Однако у крыс и у человека были обнаружены и другие гены, чья экспрессия и метилирование меняются при ранних воздействиях, связанных с метилированием ДНК [11].
Установленный в первые два года жизни профиль метилирования ДНК, видимо, может играть существенную роль в формировании агрессивного поведения [12]. Известно, что у детей оно сильнее всего проявляется в 2–4 года. Тогда происходит наибольшее количество драк, постепенно снижающихся между пятью и 15 годами. Но у некоторых детей (4–7%) высокая агрессия сохраняется до полового созревания. Часто такие подростки происходят из неблагополучных семей, и их собственные семьи также оказываются неблагополучными: вырастая, они зачастую становятся наркоманами, алкоголиками, попадают в тюрьмы, у них много физических, умственных и социальных проблем. Однако связано это не только со средой, в которой дети растут, но в большой степени и с генетическим фактором. Генотип и среда, как, вероятно, и в случае с самоубийцами, влияют друг на друга через метилирование ДНК. Разработанная для неблагополучных семей система мер снижает риск возникновения хронической агрессии.
Совсем недавно изменения в метилировании ряда генов были найдены у взрослых людей, отличавшихся в подростковом возрасте хронической агрессией [13]. Среди них выявили группу, в которой формирование агрессивного и других форм поведения связано с работой нейромедиаторов. Эти результаты — только первый шаг в данном исследовании, недостатки которого отмечают и сами авторы. Главный из них состоит в том, что изучались образцы крови, а метилирование ДНК во многом тканеспецифично, поэтому экстраполировать полученные данные на мозг можно лишь с большими оговорками. Тем не менее исследования на животных показывают, что метилирование ряда генов в мозге действительно коррелирует с их метилированием в крови. Второй не менее важный недостаток — обнаруженные различия небольшие (хотя и достоверные), которые могут указывать как на их несущественное значение, так и возможность существования в изученных клетках небольшой группы с высокими различиями. В этом случае именно она может играть решающую роль в наблюдаемом феномене.
Условия, в которых протекает эмбриогенез, оказывают на дальнейшую жизнь не меньшее влияние, чем события, происходящие вскоре после рождения. Всем хорошо известны рекомендации врачей беременным женщинам: не нервничать, не пить, не курить. Особенно важен для формирования ЦНС и гормональной системы ответ на стресс третий триместр беременности [14]. Но и в первые недели после зачатия материнский стресс также опасен: например, он повышает риск возникновения шизофрении [15]. В отсроченных эффектах воздействий во время эмбрионального развития метилирование ДНК тоже играет важную роль. Материнские гормоны (глюкокортикоиды), проходя через фетоплацентарный барьер, теряют свою активность под действием фермента 11-бета-гидроксистероиддегидрогеназы II типа (11βHSD2). Однако при стрессе количество глюкокортикоидов повышается, а экспрессия гена 11βHSD2 падает, активные глюкокортикоиды проходят через фетоплацентарный барьер и влияют на формирование плода. Вероятно, наблюдаемый эффект связан с усиленным метилированием гена этого фермента [16], хотя и не таким значительным, как с геном Nr3c1, да и доказательств тому гораздо меньше. У беременных крыс стресс сопровождается повышением ДНК-метилтрансфераз (в плаценте Dnmt3a, а в коре мозга у плода — Dnmt1). Как у человека, так и у животных пренатальный стресс может привести к рождению плода с низким весом, повышенному риску сердечно-сосудистых заболеваний, высокой тревожности и усиленному стрессу.
Глюкокортикоиды, проникая в мозг плода, вызывают множественный эффект. С одной стороны, они снижают количество своих рецепторов в гиппокампе (у взрослых повышают продолжительность действия стресса), с другой — изменяют уровень метилирования ряда генов. К таковым относятся гены кортикотропин-релизинг гормона (важный участник ответа на стресс) и дофаминового рецептора Drd2. От активности этих генов, играющих важную роль в регуляции стресс-ответа и поведения, во многом зависят и отсроченные эффекты воздействий во время беременности [17].
Кроме стресса на метилирование ДНК влияет и то, что мы потребляем. Это, конечно, алкоголь, о воздействии которого на метилирование ДНК эмбриона написано множество статей. Однако очень важно и наличие в пищевом рационе незаменимой аминокислоты метионина (предшественника донора метильной группы), а также компонентов цепи его метаболизма — холина, бетаина, фолиевой кислоты, витамина B12 и цинка. На животных с помощью такой обогащенной диеты во время беременности можно изучить влияние метилирования на различные признаки и экспрессию генов у потомства. Все эти вещества в период эмбрионального развития способны влиять на формирование многих систем организма, а также вызывать различные болезни — от онкологических и сердечных до психических [18].
Известен эксперимент, в котором беременных мышей содержали на диете с повышенным количеством холина, при этом у их потомков улучшалась долговременная пространственная память [18]. Холин, помимо участия в метаболизме метионина, выполняет и другие важные функции: он служит предшественником компонентов клеточных мембран многих типов клеток, в том числе нейронов и нейромедиатора ацетилхолина, влияющего на обучаемость и память. Учитывая столь важную роль холина в развитии и нехватку его в организме, в 1998 г. была предложена рекомендация для его использования во всех возрастных группах, но особенно при беременности [19]. Согласно экспериментам, холиновая диета может положительно влиять на формирование нервной системы, но самым важным, видимо, остается накопление донора метильной группы [18].
Зная о влиянии диеты, обогащенной донорами метильных групп, на метилирование ДНК, мы содержали беременных крыс разного генотипа (агрессивных и ручных) на такой диете, рассчитывая повлиять на метилирование гена рецептора глюкокортикоидов Nr3c1 (рис. 2). В группе Мини экспрессию этого гена изменяли прямым введением метионина в мозг. Поскольку различия в поведении и физиологических признаках у наших крыс не связаны с материнским поведением, мы полагали, что они закладываются на более ранних этапах (тогда еще не было данных о том, что метилирование гена глюкокортикоидного гормона у ручных и агрессивных крыс практически сведено к нулю).
Согласно нашим результатам, уровень глюкокортикоидного ответа на стресс и его продолжительность (т.е. показатели, которые считаются очень важными в отборе на ручное и агрессивное поведение) повысились у взрослых потомков ручных матерей почти до уровня агрессивных. На диету отреагировал и ген Nr3c1 в гиппокампе: его активность упала до уровня агрессивных крыс [20]. В то же время на агрессивных животных диета почти не повлияла. Поскольку у ручных крыс метионина в крови в два раза меньше, чем у агрессивных [21], диета восполняла его недостаток. Вероятно, это позволило во время эмбрионального развития повысить метилирование каких-то генов, в том числе и усиливающих активность глюкокортикоидных рецепторов. Однако изменений общего уровня метилирования ДНК у взрослых животных не обнаружили. Впрочем, при гомоцистонурии, болезни, при которой нарушен гомеостаз метионина, иногда в одних тканях можно найти эти различия, а в других — нет [22]. Само метилирование ДНК во многом ткане- и геноспецифично. Мы не обнаружили и особых изменений в поведении и у ручных, и у агрессивных крыс. Если бы животные содержались на метилобогащенной диете до конца эксперимента (как пациенты с недостатком какого-либо вещества в организме), а не только во время эмбриогенеза, возможно, изменения были бы ярче.
Таким образом, наши эксперименты продемонстрировали взаимодействие факторов среды (введение метионина, видимо, связанное с эпигенетическими эффектами), с генотипом крыс (и ручных, и агрессивных). На то же указывает и другая исследуемая нами модель — лисицы, отобранные, как и крысы, на ручное или на агрессивное поведение. Мы выявили различия в экспрессии ДНК-метилтрансфераз и ряда других генов, связанных с метаболизмом метионина, у животных разного поведения и генотипа.
Мы видим, насколько важны условия среды в раннем возрасте для формирования поведения. Часто обозначают несколько чувствительных периодов, когда внешняя среда оказывает значительное влияние на развитие организма. Обычно это третий триместр беременности и ранний постнатальный период, к которым в последнее время добавили начало беременности, а в особенности предподростковое и раннее подростковое время. В этот период исправить пагубные эффекты более ранних воздействий могут благоприятные условия: обогащенная среда, в которой содержат лабораторных животных, увеличенные размеры клеток, большее число животных в одной клетке, игрушки различных форм и цветов, расширенные возможности для физической активности. Все это усиливает сенсорные, когнитивные, моторные и визуальные стимулы, усложняет социальное поведение [23]. У животных, выросших в такой среде, с одной стороны, улучшаются обучаемость и память, корректируются дефекты развития, а с другой — позднее проявляются симптомы различных генетически обусловленных заболеваний ЦНС, схожих с болезнями Хантингтона, Альцгеймера, Паркинсона, с эпилепсией и др.
После двух недель содержания в обогащенной среде подопытные мыши, имеющие генетически обусловленный дефект памяти, приблизилась по способности к запоминанию к здоровым мышам [23]. Подобный же эффект вызывал ингибитор деацетилаз, повышающий ацетилирование гистонов определенных участков ДНК и активирующий их транскрипцию. Такое состояние ДНК и гистонов, как уже говорилось, часто связано с ее пониженным метилированием. Улучшение памяти в обогащенной среде отмечалось не только у экспериментальных животных, но и у их потомков первого поколения по материнской линии.
Появление эпигенетических меток в геноме зависит как от внешних условий, так и от генотипа. Это могут быть мутации, меняющие цитозин на другой нуклеотид в CpG-динуклеотидах или изменяющие уровень метионина. Однако есть небольшое количество экспериментов, в которых показана способность эпигенетических меток передаваться по наследству без опоры на генотип или материнскую среду [1–3]. Стремительное развитие генетики и появление множества новых данных открывают все новые грани эпигенетических механизмов, регулирующие активность генома.
Литература
1. Jaenisch R., Bird A. Epigenetic regulation of gene expression: how the genome integrates intrinsic and environmental signals // Nat. Genet. 2003. V. 33. P. 245–254.
2. Skinner M. K., Anway M. D., Savenkova M. I. et al. Transgenerational epigenetic programming of the brain transcriptome and anxiety behavior // PLoS One. 2008. V. 3. e3745.
3. Dias B. G., Ressler K. J. Parental olfactory experience influences behavior and neural structure in subsequent generations // Nat. Neurosci. 2014. V. 17. P. 89–96.
4. Morgan H. D., Santos F., Green K. et al. Epigenetic reprogramming in mammals // Hum. Mol. Genet. 2005. V. 14. R. 47–58.
5. Feng J., Chang H., Li E., Fan G. Dynamic expression of de novo DNA methyltransferases Dnmt3a and Dnmt3b in the central nervous system // J. Neurosci. Res. 2005. V. 79. P. 734–746.
6. Weaver I. C., Cervoni N., Champagne F. A. et al. Epigenetic programming by maternal behavior // Nat. Neurosci. 2004. P. 847–854.
7. McGowan P. O., Sasaki A., D’Alessio A. C. et al. Epigenetic regulation of the glucocorticoid receptor in human brain associates with childhood abuse // Nat. Neurosci. 2009. V. 12. P. 342–348.
8. Meaney M. J., Diorio J., Francis D. et al. Early environmental regulation of forebrain glucocorticoid receptor gene expression: implications for adrenocortical responses to stress // Dev. Neurosci. 1996. V. 18. P. 49–72.
9. Herbeck Y. E., Gulevich R. G., Amelkina O. A. et al. Conserved methylation of the glucocorticoid receptor gene exon 1–7 promoter in rats subjected to a maternal methyl-supplemented diet // Int. J. Dev. Neurosci. 2010. V. 28. P. 9–12.
10. Macri S., Mason G. J., Wurbel H. Dissociation in the effects of neonatal maternal separations on maternal care and the offspring’s HPA and fear responses in rats // Eur. J. Neurosci. 2004. V. 20. P. 1017–1024.
11. McGowan P. O., Suderman M., Sasaki A. et al. Broad epigenetic signature of maternal care in the brain of adult rats // PLoS One. 2011. V. 6. e14739.
12. Tremblay R. E., Szyf M. Developmental origins of chronic physical aggression and epigenetics // Epigenomics. 2010. V. 2. P. 495–499.
13. Provençal N., Suderman M. J. et al. Association of childhood chronic physical aggression with a DNA methylation signature in adult human T cells // PLoS One. 2014. V. 9. e89839.
14. Vallée M., Mayo W., Dellu F. et al. Prenatal stress induces high anxiety and postnatal handling induces low anxiety in adult offspring: correlation with stress-induced corticosterone secretion // J. Neurosci. 1997. V. 17. P. 2626–2636.
15. Khashan A. S., Abel K. M., McNamee R. et al. Higher risk of offspring schizophrenia following antenatal maternal exposure to severe adverse life events // Arch. Gen. Psychiatry. 2008. V. 65. P. 146–152.
16. Jensen Peña C., Monk C., Champagne F. A. Epigenetic effects of prenatal stress on 11β-hydroxysteroid dehydrogenase-2 in the placenta and fetal brain // PLoS One. 2012. V. 7. e39791.
17. Rodrigues A. J., Leão P., Pêgo J. M. et al. Mechanisms of initiation and reversal of drug-seeking behavior induced by prenatal exposure to glucocorticoids // Mol. psychiatry. 2011. V. 17. P. 1295–1305.
18. Van den Veyver I. B. Genetic effects of methylation diets // Annu Rev Nutr. 2002. V. 22. P. 255–282.
19. Blusztajn J. K. Choline, a vital amine // Science. 1998. V. 281. P. 794–795.
20. Гербек Ю. Э., Оськина И. Н., Гулевич Р. Г., Плюснина И. З. Влияние материнской метилобогащенной диеты на экспрессию гена рецептора глюкокортикоидов в гиппокампе у крыс, селектируемых по поведению // Цитол. генет. 2010. Т. 44. № 2. С. 108–113.
21. Albert F. W., Shchepina O., Winter C. et al. Phenotypic differences in behavior, physiology and neurochemistry between rats selected for tameness and for defensive aggression towards humans // Horm. Behav. 2008. V. 53. P. 413–421.
22. Jadavji N. M., Deng L., Leclerc D. et al. Severe methylenetetrahydrofolate reductase deficiency in mice results in behavioral anomalies with morphological and biochemical changes in hippocampus // Mol. Genet. Metab. 2012. V. 106. P. 149–159.
23. Arai J. A., Feig L. A. Long-lasting and transgenerational effects of an environmental enrichment on memory formation // Brain Res. Bull. 2011. V. 85. № 1–2. P. 30–35.
Материнское поведение крысы. Фото Р. В. Кожемякиной