Глобальное потепление — не самое серьезное испытание, которое придумало человечество на свою голову. Другая грандиозная катастрофа — массовое вымирание животных и растений, уже названная шестым глобальным вымиранием. Обычно его рассматривают как неприятный бонус глобального потепления, но это неверно. Шестое вымирание — отдельная и не сильно связанная с климатом трагедия. И она гораздо страшнее. В сравнении с ним капризы термометра могут показаться невинной детской шуткой.
Это основная мысль небольшой и странной книги «Великая гибель насекомых».
Книга, как кентавр, состоит из двух неравноценных частей. Первую написал немецкий энтомолог Андреас Зегерер, вторую — писательница (в аннотации ее назвали литературоведом) Ева Розенкранц.
Первая половина рассказывает про вымирание насекомых, вторая предлагает довольно наивные советы, как изменить ситуацию.
Рассказ во всей книге суховатый и шершавый, местами напоминает то ли доклад, то ли манифест, а отдельные куски плохо прилажены друг к другу. Ситуация фатальная для большинства книг, но в данном случае совершенно неважная.
К «Великой гибели насекомых» сложно подойти с литературными мерками. Она играет на совсем других струнах. Она важная, нужная и страшная.
Страх, как и положено, создается не эпитетами и жуткими историями. Помните, как Лев Толстой припечатал Леонида Андреева? «Он пугает, а мне не страшно».
Книга «Великая гибель насекомых» показалась бы Толстому страшной. Потому что она совершенно не собирается никого пугать. Она скучно, порой даже банально, описывает катастрофу, которая прямо сейчас разворачивается на планете. Страшно потому, что книга заставляет оглянуться по сторонам и с удивлением понять, что катастрофу-то видно уже невооруженным глазом.
Автор первой части, Зегерер, вспоминает свое детство в небольшом немецком городке: с лягушками, тьмой насекомых, ящерицами и звоном птиц. Сейчас в этом месте безмолвная заасфальтированная пустошь.
Такие воспоминания наверняка есть у любого человека за сорок или даже за тридцать. Помните крапивниц, шоколадниц и лимонниц, порхающих над клумбами?
Стрекот кузнечиков в густой траве у детской площадки?
Жуков и муравьев?
Оглянитесь: всё исчезло.
Пару лет назад, почти каждый день проходя по московскому парку Сокольники, я пытался увидеть хотя бы одно насекомое. Не было никого, кроме редких комаров и пары шмелей. Ни ос, ни кузнечиков, ни бабочек, ни клопов. Пропали все.
И не только в Москве.
Во время разъездов по России я почти нигде не встречаю насекомых (кроме комаров). Они пропали в Санкт-Петербурге, их нет в Саратове, Вологде, Архангельске. Увидеть бабочку в городе — чудо.
Изменения невероятные, стоит лишь вспомнить, что было три десятка лет назад: стрекотание кузнечиков, яркие пятна бабочек.
Изменения шли постепенно, их не замечали и не обращали на них внимания. Более того, проблему не проговаривают и на популярном уровне, разве что экологи произнесут очередной страстный спич. Но кто к ним прислушивается?
Исчезновение насекомых игнорируют и авторы научно-популярных книг. Возьмешь популярную книгу про энтомологию и читаешь, как авторы увлеченно рассказывают о каких-нибудь муравьях и ненароком подпитывают чувство благополучия. Кажется, у насекомых всё хорошо, пусть не в городе, но это не беда: в городе и медведи не живут... а вот отъедешь подальше от мегаполиса, на дальней станции сойдешь, трава — по пояс, а в ней жуки, пауки, кузнечики со сверчками. Красота! Идиллия!
Увы.
В глухой деревне Вологодской области минувшим летом я за неделю на берегу реки, в заросшей по плечи пойме, тоже не видел насекомых. Только вечерами назойливо звенели опостылевшие комары.
Насекомых вымывает отовсюду страшными темпами. Мегаполисы — не исключение, а правило. Точно так же насекомые исчезают в сельской местности.
«Раньше в наших садах во время цветения плодовых деревьев всё жужжало и гудело вокруг яблонь и вишен. Сегодня цветущие деревья прямо-таки осиротели. Разве что залетит один-другой шмель или одинокая пчела — вот и всё, что можно заметить беглым взглядом», — пишет Зегерер.
Он приводит некоторые цифры по Европе.
В 2004 году в Великобритании прошло любопытное исследование под названием «Big Bug Count»: ученые решили измерить численность насекомых на основании того, сколько их остается расплющенными на бампере машине. Сорок тысяч англичан установили на автомобилях особые пластины — «измерители шлепков» — и месяц ездили с ними, подсчитывая после каждой поездки, сколько насекомых сбили. И не сбили почти никого. Получилось «пугающе мало» — примерно одно насекомое на восемь километров. «Столь малого числа никто не ждал», — вспоминает Зегерер.
В 2004 году Королевское общество защиты птиц установило на автомобильных номерах 40 000 добровольцев вот такие «измерители шлепков» (splatometer). Они насчитали примерно одно насекомое на 8 км, гораздо меньше, чем ожидалось. Фото с сайта news.bbc.co.uk
Конечно, ждали небольшой цифры, но не настолько.
В основном Зегерер оперирует данными по Германии.
«Дефицит видов» насекомых в некоторых районах дошел почти до ста процентов. Насекомые на территории немецких полей составляют четыре процента от того, что было полвека назад. Сокращение видов (внимание!) в иных местах составило, как аккуратно пишет Зегерер, «99 процентов и более». Это «более» особенно замечательно своей аккуратностью и деликатностью. Журналист бы написал, конечно, «вымерли все».
Сокращается не только биоразнообразие, но и общая биомасса.
Особые ловушки, поставленные в Германии, с 1989 года показывают тотальное сокращение биомассы насекомых, оно сократилось до 81 процента. То есть в ловушки попадает меньше насекомых, вернее — почти уже не попадает.
Ситуацию можно без обиняков назвать энтомологическим апокалипсисом.
Проблема затрагивает не только Европу. В некоторых областях Китая популяции пчел и других опылителей сократились настолько, что их работу вынуждены делать люди. В Японии ученые уже конструируют роботы-дроны для опыления растений. Звучит как номинация на Шнобелевскую премию, но это так. Мудрые японцы демонстрируют хорошее понимание будущего и готовятся к нему.
Вымирание насекомых нарастает не только в промышленно развитых странах. В Красную книгу дневных бабочек Бангладеш из 305 видов дневных бабочек попали 188, то есть почти 62 процента.
А недавно группа исследователей свела воедино актуальные данные по беспозвоночным и выяснила, что популяции по всему миру в среднем сократились на 45 процентов.
Чем это грозит?
Вымирание насекомых подкосит всю экосистему. Исчезнут растения, которые они опыляют (почти все). Исчезнут насекомоядные животные, а за ними животные более высоких трофических уровней (почти все). По факту, останутся одомашненные коровы, свиньи. генетически модифицированные кукуруза с пшеницей и еще крысы с голубями.
Бороться с вымиранием насекомых почти невозможно из-за причин, которые лежат в его основании. Это не изменение климата, а интенсивное сельское хозяйство с громадными площадями, пестицидами и удобрениями.
Причина вымирания, или, как деликатно говорит Зегерер, «ускоренного сокращения видов насекомых», — рукотворная.
Процесс начался более ста лет назад во время аграрной революции, когда изменился характер землепользования и появились сплошные гигантские поля монокультур, уничтожившие места обитания насекомых. Дополнительный удар нанесли обильно используемые в аграрном хозяйстве пестициды и удобрения (насекомые не любят переудобренные растения).
На сегодня земли сельскохозяйственного назначения занимают немыслимые площади. К примеру, больше половины (!) Германии.
Для всего мира цифра тоже ошеломительная: треть земли приспособлено для аграрных целей. Именно поэтому продукты в магазине такие дешевые, а насекомые исчезают, приближая тотальное разрушение экосистем.
Современные аграрные поля, по словам Зегерера, — безжизненные «зеленые пустыни». Своим зеленым цветом они успокаивают. Они похожи на живое пространство, но жизни в них нет: это просто набор калорий, беспомощных без пестицидов и удобрений, специально измененных для производства всё большего и большего числа калорий. В этих пустынях нет насекомых, улиток, лягушек, птиц.
Современные аграрные поля — это безжизненные «зеленые пустыни». Фото с сайта freepik.com
Гигантские поля вместе с городами, шоссе и фабриками рассекли ареалы насекомых и привели к их угасанию, генетическому оскудению.
Как следствие — их скоростное исчезновение. «Заповедники не спасают», — на всякий случай уточняет Зегерер. Они слишком малы, а через атмосферу в них всё равно попадают пестициды и удобрения. По словам специалистов, весь воздух на планете уже «унавожен азотом», а переудобренные растения — плохой корм для насекомых.
Звучит как нелепица, но это факт: вымирание насекомых в заповедниках идет даже быстрее, чем в целом по регионам.
Когда будет пройдена точка невозврата, коллапс наступит быстро. Или, аккуратными словами Зегерера: в экосистеме запустятся «различные каскадные эффекты, которые по причине их сложности трудно будет удержать под контролем».
Сухие осторожные слова, а страшно...
Мы не знаем, где точка невозврата, но летим к ней с космической скоростью.
«Предыдущие пять больших массовых опустошений в истории Земли учат нас, что крах может наступить очень быстро». Тогда цивилизация, а скорее всего и человечество, исчезнет, словно динозавры.
На обложке книги нет приевшихся анонсов от крупных ученых, журналов и писателей, что ее надо прочесть каждому. Но это тот случай, когда книгу в самом деле стоит прочесть любому человеку.
Умный Зегерер верно пишет, что изменить ситуацию может только общество, понимающее угрозу: «Образованное общество — вот что нам надо».
И тусклая тоненькая книга, незаметно лежащая на полке в окружении фолиантов про империи муравьев, талантливых осьминогов или прелесть тропических лесов, важна как ни одна другая. На весах вечности она перетянет весь книжный магазин.
В книге есть несколько безыскусных в своей простоте и от того ярких художественных отступлений. Они тоже страшны, потому что искренни и ничуть не пытаются испугать читателя, хотя пугают посильнее Лавкрафта или Кинга. «Как раз когда я пишу эти строки, за окном стоит великолепная весенняя погода. Бросаю взгляд на цветущую яблоню. Пчел, которые вокруг нее управляются, я мог бы сосчитать по пальцам одной руки. А во времена моего детства всё вокруг этого дерева гудело и жужжало так, что я старался держаться от него на почтительном расстоянии. Не только жужжание пчел почти смолкло, но и птичий гомон становится всё тише. Раньше скворцы порхали повсюду, ласточки лепили гнезда над застрехами крыш, везде слышался стук зябликов, а зеленушки виднелись, насколько хватало глаз. От этого не осталось ничего. По крайней мере там, где я живу. Немая весна надвигается семимильными шагами». Фото с сайта fromprc.ru