В 2005-м эта книга выиграла премию «Авентис», вручаемую Королевским обществом Великобритании за лучшую научно-популярную книгу года. Англичанин Филип Болл — автор девяти научно-популярных книг (в том числе «Истории H2O») и на протяжении многих лет редактор отдела физики журнала Nature.

В двух словах содержание 500-страничного тома можно изложить так. Болл зафиксировал «нечто удивительное», происходящее в последние два десятилетия: «физика все глубже вторгается в науки об обществе». Оказалось, между поведением элементарных частиц, которое изучает физика, и человеческих коллективов существуют впечатляющие параллели. Математические и физические модели, разработанные для объяснения поведения неживой материи, как ни странно, работают и относительно человеческих организмов. Толпа людей ведет себя очень похоже на хаотическое скопление элементарных частиц. Болла интересуют социальные сети, особенности езды по пробкам, интернет-культура, игра на бирже, образование автомобильных заторов, захват рынков транснациональными компаниями, окопный быт солдат на Первой мировой войне, стандартные реакции на обнаруженный в трамвае чужой бумажник, прогнозирование землетрясений, поведение знаменитостей на вечеринках и типичные маршруты посетителей галереи Tate.

Итак, похоже, существуют некие касающиеся людей законы, гротескным образом напоминающие те, что действуют в мире атомов. Это важно потому, что везде, где фигурирует коллектив, становятся возможными расчеты. Это хорошая новость. Плохая состоит в том, что спрогнозировать поведение отдельных людей все-таки невозможно — их персональные особенности слишком оригинальны.

Да уж, и не надо быть Филипом Боллом, да и вообще далеко ходить, чтобы обнаружить примеры, иллюстрирующие этот тезис. Невозможно спрогнозировать даже поведение редактора русского перевода «Критической массы». Странным образом, вместо того чтобы заниматься собственно редактурой перевода, он взял себе за правило отвлекать читателя своими уточнениями и, мало того, советами (!) Филипу Боллу: «Пример вышел бы намного интереснее, если бы автор писал не об Англии, а о Франции 1793 года». Не исключено, так оно и есть, но, возможно, еще интереснее было бы, если бы редактор потратил переполняющую его энергию на выполнение своих непосредственных обязанностей — и проследил бы, например, за тем, чтобы город Дарем оставался Даремом, а не Дурхэмом, а концепция Малкольма Гладуэлла именовалась «Переломным моментом», а не «Точкой касания».

Потому что явления должны порождать другие явления — а не чепуху.