6.3. Процессы размножения и гибели в экологических моделях

Хаос может порождаться абсолютно детерминированной системой уравнений, но для экологии гораздо более естественны модели с явным вмешательством случая. Мы рассмотрим ход мыслей в книге Реншоу [96], в которой разработка детерминированных моделей в сторону явного включения в них случайностей предпринята, в сущности, чисто схоластическими средствами, т. е. без существенного обращения к каким-то реальным данным.

Основная логика книги следующая. Простейшее уравнение экспоненциального (мальтузианского) роста dN/dt = bN получается из предположения, что за единицу времени каждая из имеющихся N = N(t) особей превращается в b себе подобных. Но вряд ли это «деление» особей совершается вполне детерминированно. Не лучше ли подойдет понятие случайного процесса размножения и гибели, которое уже давно существует в математике?

Для простоты рассмотрим сначала процесс чистого размножения. В этой модели за время Δt каждая особь независимо от остальных либо разделится на две с вероятностью λΔt, либо останется сама собой — с вероятностью 1 – λΔt. Получившиеся в результате деления особи вновь начинают делиться по тому же закону, так что если в момент t имеется n(t) = n особей, то приращение их количества за время Δt есть случайная величина, примерно подчиняющаяся закону Пуассона с параметром λnΔt. В частности, среднее значение этого приращения есть λnΔt, так что при λ = b получаем, что уравнение экспоненциального роста описывает рост среднего числа особей.

Если мы имеем дело с большим числом особей (иными словами, размер лабораторного «микрокосма» велик), то детерминированный экспоненциальный рост и случайный процесс чистого размножения выглядят практически одинаково: в силу закона больших чисел относительные случайные колебания малы. Но если размер лабораторного «микрокосма» мал — составляет единицы особей, то роль случайных колебаний значительно больше. Все это было прекрасно известно еще с незапамятных времен, но одной существенной вещи математики, и, в частности, авторы данной книги, до знакомства с работой Реншоу не знали. Оказывается, что траектории случайного процесса чистого размножения выглядят (при малом микрокосме) чрезвычайно обманчиво. Моделируя траектории с одним и тем же λ и оценивая на глаз скорость их экспоненциального роста, мы будем, оказывается, давать совершенно различные оценки этого параметра для разных траекторий. Одни траектории будут казаться на глаз возрастающими существенно быстрее, чем другие, хотя какая-то экспонента (своя для каждой траектории) на глаз проводится достаточно уверенно. Иными словами, если бы биолог создавал в эксперименте различные повторности одного процесса чистого размножения, то ему казалось бы, что повторности одного и того же процесса отнюдь не получаются. Экспериментируя с микрокосмом большего объема, он прекрасно получал бы примерно одинаковые скорости роста. И вот эту простую вещь нельзя узнать, думая лишь о пуассоновском распределении вероятностей, давно известном для процесса чистого размножения, а можно узнать лишь путем моделирования траекторий. Но до появления компьютеров с их датчиками случайных чисел кто бы стал моделировать процесс чистого размножения с помощью бросания костей? Конечно, теперь нужно признать основным методом исследования различных случайных процессов не формульное вычисление их распределений вероятностей (такие формулы могут быть получены с большими трудами лишь в редких случаях, и основные качественные свойства реализаций из них не видны), а прямое моделирование их траекторий на компьютере, которое осуществить гораздо проще и узнать из него можно гораздо больше.

На динамику численности популяции кроме размножения оказывает влияние еще и гибель особей. Пусть каждая особь за время Δt превращается в две особи с вероятностью λΔt, гибнет с вероятностью μΔt и остается сама собой с вероятностью 1 – (λ + μ)Δt. Тогда для математического ожидания числа особей N = N(t) получается уравнение

 dN/dt = (λ – μ)N,

которое при λ – μ = k переходит в уравнение экспоненциального роста. Итак, при λ – μ > 0 процесс размножения и гибели в большом микрокосме дает тот же самый экспоненциальный рост. Но в малом микрокосме (начальная численность порядка единиц) некоторые случайно смоделированные траектории вообще не растут и даже обращаются в нуль, другие растут, но с различными скоростями, вообще говоря, совершенно непохожими на k.

Возникает мысль — а нельзя ли объяснить некоторые несовместимые с автономной моделью данные Гаузе (например, когда из одной точки фазовой плоскости выходят две различные траектории) с помощью процессов размножения и гибели?

Разумеется, математический процесс размножения и гибели имеет, с элементарно биологической точки зрения, тот же недостаток, что и детерминированный процесс — не учитывается биологический возраст особей. И все-таки такой чисто схоластический путь мысленного испытания различных математических возможностей нас многому учит. В частности, тому, что наблюдения могут быть непохожи на модель просто по причине недостаточных размеров микрокосма. Итак, чисто теоретическое размышление позволяет предположить, что явно противоречащие предполагавшейся математической модели данные Гаузе, возможно, могут быть переосмыслены с других теоретических позиций ко всеобщему удовлетворению. Но прежде чем предпринимать такие попытки, необходимо рассмотреть некоторые технические подробности.

1. Допустим, мы ориентируемся на подход Реншоу с помощью процессов размножения и гибели. Но сам Реншоу большую часть книги [96] занимает подсчетами различных распределений вероятностей, связанных с подобными моделями. Формулы получаются слишком сложными, а качественной структуры траекторий из них не видно. Выходит, что основные усилия затрачены впустую, в то время как нужные сведения ничего не стоит получить путем компьютерного моделирования. Но компьютерное моделирование имеет свои сложности, которые тоже нужно рассмотреть.

2. Процесс компьютерного моделирования делается принципиально ясным, как только детерминированная модель (которую мы желаем превратить в модель случайного процесса) записана в виде

 dNi/dt = (bi – di)Ni, i = 1, ..., k, (6.1)

где k — число видов в модели, bi = bi(N1, ..., Nk) — коэффициент рождаемости, di = di(N1, ..., Nk) — коэффициент смертности, зависящие от численности всех видов системы. Как только уравнения (6.1) заданы, предлагается следующий алгоритм моделирования процесса размножения и гибели, соответствующий детерминированной задаче (6.1). (Этот алгоритм называется алгоритмом моделирования «по событиям».)

Рассмотрим всех особей всех видов, которые имеются в системе в момент t. Для каждой особи (с номером s) смоделируем две случайных величины — момент τs ее деления на две особи и момент σs ее гибели — как независимые случайные величины, имеющие показательные распределения с параметрами bi и di (где i — номер того вида, к которому принадлежит s-ая особь). Из всех смоделированных таким образом моментов выберем наименьший. Обозначим его Т. Будем считать, что следующее после момента t событие происходит в момент t + Т, причем это есть деление или гибель одной особи (именно той, которой отвечает наименьший из смоделированных ранее моментов). После этого начало отсчета времени переносится в точку t + T, численность одного из видов изменяется на единицу и все повторяется сначала.

Дело, однако, в том, что при большом количестве особей в системе этот процесс моделирования по событиям превращается в пустую трату времени процессора. Не так уж мы убеждены в том, что процесс размножения и гибели является совершенно точной моделью эволюции системы, чтобы следовало моделировать мельчайшие события, состоящие в делении или гибели каждой особи системы. Вполне достаточно правдоподобно смоделировать изменения численностей особей за небольшие промежутки времени, пока относительные изменения численностей малы, а абсолютные могут быть и большими. Ведь в любой разумно моделирующей какую-то биологическую ситуацию модели типа (6.1) коэффициенты рождаемости и смертности должны мало изменяться при малых относительных изменениях числа особей.

Зафиксируем небольшой шаг по времени Δt = h, в течение которого относительные изменения численностей малы. Смоделируем приращения

 ΔNi(t) = Ni(t + h) – Ni(t), (6.2)

исходя из следующих соображений. Понятно, что процесс размножения и гибели, который мы моделируем, является марковским. Тогда его значения в дискретные моменты времени образуют марковскую цепь. Известно понятие диффузионного приближения для марковской цепи (его изложение в учебной литературе см., напр., в [70]). Исходя из этого понятия, достаточно смоделировать приращения (6.2) любым способом, лишь бы соблюдались правильные величины их средних значений и ковариаций между ними. Заморозим на время Δt = h коэффициенты рождаемости и смертности. Тогда понятно, что должно выполняться соотношение

 EΔNi(t) = (bi – di)NiΔt,

что и дает искомое выражение для математических ожиданий.

Что же касается ковариаций, то заметим сначала, что приращения численностей различных видов за малое время следует моделировать как независимые случайные величины, так как влияние видов друг на друга в подобных моделях происходит лишь через изменение коэффициентов рождаемости и смертности, а за малое время эти коэффициенты меняются незначительно. Вопрос состоит лишь в том, какие приписать дисперсии выражениям (6.2). И вот здесь требуется использовать подход Реншоу, согласно которому при замороженных коэффициентах рождаемости и смертности у нас за малое время происходит подчиняющееся закону Пуассона число делений особей данного вида и число случаев их гибели. В случае закона Пуассона дисперсия равна математическому ожиданию. Поэтому в качестве дисперсии для выражения (6.2) принимаем величину (bi + di)NiΔt (дисперсия разности случайных величин равна сумме их дисперсий). В качестве же распределения вероятностей для величин (6.2) можно принять любое — например, нормальное с заданными выражениями для среднего и дисперсии. С такими упрощениями процесс моделирования становится быстрым.

3. Но, вообще говоря, выделение коэффициентов рождаемости и смертности в детерминированных уравнениях представляет собой проблему. Существующие модели, как-то: логистическая модель для одного вида, модель хищника и жертвы или модель конкуренции записываются без явного разделения правых частей уравнений на коэффициенты рождаемости и смертности. И тут мы снова пускаем в дело аргумент Лотки, согласно которому «в настоящее время вряд ли возможно руководствоваться чем-то лучшим» — на этот раз чем-то лучшим, чем вариант, предлагаемый Реншоу. Он состоит в том, чтобы правую часть уравнений по формальному алгебраическому признаку разделить на две: члены со знаком «плюс» отнести к коэффициенту рождаемости, а члены со знаком «минус» отнести к коэффициенту смертности. Подход в высшей степени произвольный, вряд ли может быть обоснован с экологически содержательной позиции, но он имеет право на существование и мы им воспользуемся.

Резюмируем теперь основные положения новой колодки мышления, при которой детерминированная модель дифференциальных уравнений превращается в модель процесса размножения и гибели, т. е. в модель с явным включением случайностей.

Если в модели детерминированных уравнений набор численностей видов N(t) = (N1(t), ..., Nk(t)) является точкой фазового пространства для автономной системы дифференциальных уравнений в том смысле, что при известном его значении дальнейшая эволюции системы определяется им однозначно (как начальным условием), то теперь это свойство заменяется марковским свойством случайного процесса N(t): распределения вероятностей для его будущих значений однозначно определяются известным «настоящим» N(t). Возможно, что отказ от марковского свойства приведет к впадению в некую совершенно неработоспособную «ересь», как и отказ от автономности системы дифференциальных уравнений, но это и есть типичный ход мысли, свойственный колодкам мышления: мы понимаем, что на самом деле изучаемая реальность устроена сложнее, но пытаемся попробовать более простой вариант, так как с более сложным мы вообще не знаем, что делать.

Далее предполагается, что речь идет о сравнительно медленной эволюции экосистемы. Тогда с ориентацией на известную концепцию диффузионного приближения для марковских цепей предлагается моделировать приращения ΔN(t), соблюдая лишь правдоподобные значения для их средних и ковариаций. Ковариации, впрочем, обнуляются и возникает вопрос о выражениях для дисперсий. Только в этот момент становится существенным подход Реншоу (выражения для средних ясны и без него — они просто берутся из детерминированной системы). Предлагается формально разложить правые части на коэффициенты рождаемости и гибели и воспользоваться тем свойством пуассоновского распределения, что его дисперсия равна математическому ожиданию. Теперь моделирование траекторий модели можно осуществить весьма просто и можно переходить к фундаментальному вопросу о перспективности таких моделей в смысле их способности объяснять какие-то экспериментальные факты.

Как приемщица сапожной мастерской не может предложить своим мастерам для ремонта явно никуда не годную обувь, так и теоретик в той или иной области науки только тогда может предлагать поставить новые эксперименты, когда он способен предъявить какие-то доказательства перспективности модели. Что объясняет обсуждаемая модель? Прежде всего, это разброс различных повторностей одного и того же эксперимента.

Надо сказать, что случайности по Реншоу кажутся в определенном смысле минимально возможными случайными вмешательствами: ведь речь идет всего лишь о замене детерминированного роста случайным процессом размножения и гибели. Не рассматриваются никакие другие факторы, которые (даже в лабораторных условиях) могут влиять на динамику численностей видов в экосистеме. Казалось бы, разброс результатов различных повторностей одного эксперимента должен быть в действительности гораздо больше, чем вытекает из такой модели, а тогда всю концепцию можно было бы благополучно сдать в архив.

Будучи почти уверенными в подобном исходе, авторы книги стали искать в старой экологической литературе какие-нибудь данные о повторностях экспериментов. Что же оказалось? Оказалось, что такие данные (хоть и в несовершенном виде) публиковал только Г. Ф. Гаузе. Другие авторы либо не ставят эксперимент в нескольких параллельных повторностях, либо вовсе не публикуют таблиц подсчета численностей. Не зря все-таки Гаузе считается классиком.

Мы приведем только общие выводы (подробности носят довольно специальный характер и опубликованы в научном журнале — см. [6]). По популяциям дрожжей Гаузе приводит таблицы всего для двух повторностей. Разброс этих повторностей весьма похож на разброс различных модельных траекторий. По инфузориям данных несколько больше. На начальном участке эволюции системы, когда численности видов растут, разброс параллельных экспериментов сходен (по меньшей степени — сходен по порядку величины) с разбросом модельных траекторий. При дальнейшем ходе опыта Гаузе наблюдал большие колебания численностей в каждой отдельной повторности. Модельные траектории (каждая в отдельности) колеблются гораздо слабее. Даже разница между различными модельными траекториями несколько меньше, чем колебания одной траектории в опытах Гаузе. Таблицы Гаузе, содержащие слишком большое число круглых цифр, вызывают искушение объяснить указанные колебания просто ошибками в подсчетах численностей, но обсуждения со специалистами не позволяют уверенно остановиться на этом объяснении. Вполне возможно, что при больших численностях видов (близких к предельной емкости среды) возникают новые эффекты, не учитываемые ни (разумеется) детерминированной моделью, ни моделью процесса размножения и гибели. Но частичный успех последней модели отрицать нельзя, а тогда появляется право говорить о желательности современного повторения экспериментов по конкуренции с ориентацией на новую математическую модель. Конечно, повторить статистическую обработку старых экспериментальных данных теперь легко: с введением ЭВМ, а затем и персональных компьютеров возможности для этого значимо выросли. Возможности биологической экспериментальной техники выросли не столь существенно, в частности, подсчет численностей видов принципиально остается таким же, как и во времена Гаузе. Поэтому для проведения новых биологических экспериментов требуется все тот же колоссальный запас энтузиазма, для создания которого недостаточно определенных теоретических успехов, а необходима соответствующая социальная ситуация.


14
Показать комментарии (14)
Свернуть комментарии (14)

  • nikolay  | 29.07.2006 | 13:01 Ответить
    Хотелось бы обсудить с В.Н. Тутубалиным завтрашний день
    в планировании и обработке результатов экспериметов!!!

    Заранее благодарен

    Николай
    Ответить
  • BBR  | 10.01.2007 | 19:18 Ответить
    6.3 (http://elementy.ru/lib/430230/430262): "Возможности биологической экспериментальной техники выросли не столь существенно, в частности, подсчет численностей видов принципиально остается таким же, как и во времена Гаузе"

    Вопрос: а почему бы не подсчитывать число особей программным путем? Взять каплю между стекол, сфотографировать с нужным разрешением и обработать изображение? Мне кажется что достаточно алгоритмов распознавания образов, которые можно адаптировать под эту задачу.
    Ответить
  • Александр Орлов  | 17.01.2007 | 11:30 Ответить
    О публикациях первого из авторов:
    http://forum.orlovs.pp.ru/viewtopic.php?t=390
    http://forum.orlovs.pp.ru/viewtopic.php?t=391
    Ответить
  • Igor_k  | 18.05.2007 | 00:47 Ответить
    Книга оставляет двойственное впечатление. С одной стороны,
    рассказанные истории весьма поучительны. С другой стороны,
    роль мистики в науке сильно преувеличена, а к выводам автора
    стоит относиться с разумной осторожностью. Все же ядерные реакторы
    работают куда надежнее, чем модели экосистем, и даже прогнозы
    погоды не всегда плохи. Проблемы в аксиоматической теории поля
    не останавливают развития физики высоких энергий.
    И метод наименьших квадратов здорово работает, если помнить
    известное правило: garbage in - garbage out.
    Конечно, мы не знаем,
    как происходят творческие прорывы при решении задачи, но
    вместо того чтобы называть их научной мистикой, можно их
    исследовать и учиться их достигать. Конечно, пока не умеем,
    но пробовать можно, есть общеизвестная литература, книги Пойа например.
    Так что, уважаемый читатель, бди !
    Ответить
    • NS > Igor_k | 31.05.2007 | 14:48 Ответить
      "Все же ядерные реакторы работают куда надежнее, чем модели экосистем"

      Мне кажется, вы сравниваете совершенно разные вещи. В процессе изучения многомерных (многофакторных/систем с многими степенями свободы) систем, которые можно выделить в общей картине мироздания, всегда происходит некоторый откат к простым моделям. Так наука переходит в технологию.

      С этой точки зрения, ядерные реакторы - это технологическая отрыжка науки, а экосистемы - ее объект изучения. И естественно, что искуственно упрощенная научная модель работает надежнее, чем реальная природная система, до понимания реальных закономерностей которой нам, как до Луны пешком.
      Ответить
      • Igor_k > NS | 31.05.2007 | 18:47 Ответить
        Согласен, технические системы куда проще биологических, потому
        и изучены лучше и работают надежнее. Но автор, как я понял,
        утверждает, что они изучены одинаково плохо? С этим я и не согласен.
        Я думаю, это автор так читателя подначивает.

        Непознанные (не описываемые опытом специалистов) области
        есть даже в такой модели, как шахматы.
        Доказательство - то, что компутер Каспарова
        обыгрывает. В компьютере некие части модели есть, а в разуме
        эксперта, чемпиона мира, их нет, и ситуация необратима. Вот
        вам и пределы человеческого разума. Но мы же не будем говорить,
        что шахматы изучены так же плохо, как экологические системы?
        Ответить
        • NS > Igor_k | 01.06.2007 | 14:20 Ответить
          Тут мы с вами коснулись очень интересной темы.

          Дело в том, что известный нам мир можно определить, как сумму внешних проявлений систем со сравнимыми уровнями сложности. Ну, и все нижележащие системы, конечно включены сюда же.

          Так вот, наука, хоть и не изучила досконально даже шахматы, но в принципе может это сделать. А вот системы, сложность которых превосходит наши возможности на порядки, мы не может ни изучить, ни даже представить. По одной простой причине - они не принадлежат нашему миру (не в метафизическом смысле, а в чисто практическом).

          С этой точки зрения ваше сравнение шахмат с экосистемами не совсем правомерно. Это все-таки системы разного качества. И различие между ними не сводится к количественным параметрам, так же как различие между живым и неживым мозгом не сводится только к биохимии или электрохимии.

          А что они изучены одинаково плохо - с этим и я не согласен. Не верю, что авторы настолько примитивны :)
          Ответить
    • lav > Igor_k | 17.06.2008 | 19:16 Ответить
      Профессор Тутубалин давно известен оригинальнымим высказываниями. Еще в своем учебнике матстатистики лет 30 назад он писал, что эта самая статистика занимается вещами сугубо идеальными, не имеющими никакого отношения к грубому материальному миру, обработке экспериментальных данных и т.п. Мне кажется, это такое интеллектуальное кокетство. Сам-то он прекрасно знает, что если бы никакого применения матстатистики к практике не было, то ни ему, не другим статистикам зарплату никто бы платить не стал... Хотя всякое бывает. Поминаемого тут Налимова к старости-то эвон как заколбасило, когда он в какю-то секту вступил..
      Ответить
  • alexpo  | 12.04.2008 | 13:38 Ответить
    Цитата: "...теология, и атомная энергетика, и экология (и прочие науки)...".
    Я просто в восторге от приравнивания теологии и атомной энергетики. Грош-цена такой философии.
    Правда, мне очень интересно было бы что-нибудь услышать о математизации теологии, или о математическом моделировании в ней :).
    Математизация технических наук не меньше чем теоретических. Просто при создании технических трудов математика сводится к простым инструкциям (формулам), понятным исполнителям, не имеющих научной и теоретической подготовки. Но если окунуться в историю вопроса... Например, инструкцию по построению атомного реактора можно написать вообще не касаясь ядерной физики.
    Ответить
    • lav > alexpo | 17.06.2008 | 23:29 Ответить
      Да, как говориться, глубокая философия на мелких местах. Прежде чем разводить философию, неплохо бы авторам подучить историю. Например, на Льва Толстого с его рассказом "Как в городе Париже починили дом" наехали совершенно зря. Это реальный факт, связанный с ремонтом Дома инвалидов в Париже. Толстой информацию почерпнул из газетной заметки и пересказал для детей. А тут сразу "нелепо по технической сути"... бла-бла-бла
      Ответить
  • saabmount  | 28.10.2011 | 23:54 Ответить
    "Авторы книги исследуют это убеждение примерно так же, как Сократ исследовал мудрость своих сограждан, и со сходными результатами"

    Напомним читателям, что результатом многолетних изысканий Сократа (по-видимому и Тутубалина) стала пропозиция: "Я знаю, что я ничего не знаю".

    RIP, академик Тутубалин...
    Ответить
  • Лайма2001  | 05.03.2013 | 18:37 Ответить
    Читая эту книгу, вернулась назад в 75-95 годы, когда с друзьями (физики, математики, биологи с университетским образованием, прекрасными способностями и широким кругозором) ходили в байдарочные, велосипедные и прочие походы, а вечерами у костра занимались трепом на околонаучные темы. Все это и представлено в данной книге. Тема обсуждения не важна сама по себе. Главное- привлечь внимание, описать парадоксальную ситуацию, иногда просто поделиться прочитанным, не отказав себе в удовольствии позлословить. Интересно, что из такого трепа выводы делались, причем также в духе выводов, сделанных в конце глав этой книги. выводы получаются в общем-то достаточно общие и тривиальные. А за возвращение в молодость - спасибо!
    Ответить
  • guryan  | 20.10.2014 | 11:48 Ответить
    Строго говоря, математика вовсе не является наукой, а всего лишь кратким и довольно примитивным языком, которым описать даже простую окружность можно только очень приблизительно.
    А почти религиозный, благоговейный трепет научного сообщества, перед математическими символами, оказал науке медвежью услугу, превратив её в некое подобие астрологии и хиромантии, со своими шаманами, прорицателями и толкователями.
    Стремление вывести из манипуляций абстрактными математическими символами и формулами некие физические истины, привело к изобретению понятий, не совместимых с законами природы. Математикой, как кратким языком, можно описать какое-либо явление, но объяснить его она не в состоянии и создаёт только иллюзию понимания.
    В отличии от математики, в природе не существует ничего отрицательного или мнимого, поэтому в ней нет и не может быть никакой антиматерии. Положительный и отрицательный заряды – это просто противоположные свойства материи, аналогичные, например, прозрачности и непрозрачности веществ.
    И при объединении материальных объектов с противоположными свойствами, эти свойства просто объединяются, либо компенсируя, либо усиливая друг друга. В противном случае, любые взаимодействия веществ с противоположными свойствами приводили бы к полной аннигиляции, как их фи-зическому исчезновению, что противоречит второму началу термодинамики.
    В природе нет ни интегралов, ни квадратных корней, ни синусов. Потому что все это – даже не какие-то физические величины, а всего лишь отношения этих величин. И уже лет через сто потомки будут покатываться со смеху над такими "научными" перлами, как бозоны Хиггса, черные дыры, ручки Уиллера, коты Шредингера, гравитационные коллапсы и прочие порождения примитивного сознания.
    Как сказал однажды Эйнштейн, математика – это единственный способ провести самого себя за нос. И сам же по уши в это вляпался… Гравитационный коллапс и аккреция, как поднятие самого себя за волосы. Большой взрыв, как творение материи из ничего.
    Молекулярно-кинетическая теория и теория струн, как образчики вечного двигателя и множество других абсурдных и бессмысленных гипотез, выведенных из математических преобразований, мало чем отличающихся от библейских сказок и сочинений фантастов, со временем навсегда исчезнут из науки.
    Ведь неудивительно, что теория большого взрыва, как божественное творение материи из ничего, с большой охотой была признана религиозными мракобесами Ватикана.
    Нельзя отрицать того, что математически можно посчитать насколько увеличится длина железной линейки при миллионе градусов, но обсуждать при этом её свойства могут разве что умалишённые, потому что ни при такой температуре она просто не существует.
    Однако, несмотря на это, псевдоучёные на полном серьёзе описывают, например, черные дыры, как будто уже пощупали их собственными руками, говорят об аккреции, как падении материи самой на себя, как будто видели это где-то воочию.
    Описания различных парадоксов, необъяснимых эффектов и явлений, якобы существующих в природе лавиной льётся с экранов большинства телеканалов и уже превратилось в доходный бизнес на невежестве обывателей и так не сильно обременённых способностью к мышлению. И самое страшное, что даже в среде учёных невежество уже достигло такой сте-пени, что многие из них верят в бога, а некоторые даже и не скрывают этого.
    Более того, в некоторых учебных заведениях уже дела-ются поползновения учредить кафедры богословия. И я не удивлюсь, что в скором времени дойдёт очередь и до возрож-дения святейшей инквизиции. Учёные и сами уже давно пре-вратились в толкователей результатов математических преоб-разований, подобно астрологам, предсказывающим людские судьбы по рисунку расположения звёзд на небе, совершенно не понимая, что эти явления несопоставимы и подчинены со-вершенно разным законам.
    Умение фантастически наукообразно трактовать ре-зультаты манипуляций математическими формулами, считает-ся признаком неординарного ума и нестандартного мышле-ния, недоступного простому смертному. Создав себе божка по имени "математика", учёные уже несколько столетий водят себя за нос, даже не подозревая этого.
    Зная, что дважды два – четыре и нагромождая друг на друга массу многоэтажных формул, легко написать вполне научную статью о каком-либо физическом явлении, даже не понимая его физического смысла и, тем не менее, создав в гла-зах обывателя иллюзию высокой научности.
    И эту иллюзию легко подкрепить простой проверкой математических выкладок обратным действием – разделив че-тыре на два. Потому что любые математические доказатель-ства представляют собой тавтологии, укладывающиеся в про-стую формулу: "дважды два равно четырём, потому что четы-ре, делённое на два, равно двум". И вот на подобных тавтоло-гиях выстроены практически все, так называемые научные теории.
    Публикуясь в своих рецензируемых научных изданиях, куда закрыт доступ свежей мысли и бесконечно подсчитывая, кто кого перецитирует, научное сообщество превратилась в секту посредственностей, состоящую в основном из людей, умеющих лишь виртуозно манипулировать цифрами, особо
    Ответить
  • Keller  | 07.01.2025 | 20:39 Ответить
    del
    Ответить
Написать комментарий
Элементы

© 2005–2025 «Элементы»