Когда кони будут смеяться

Владимир Гордин,
доктор физико-математических наук, почетный сотрудник Гидрометеослужбы России
«Троицкий вариант — Наука» №5(324), 9 марта 2021 года

Есть замечательные в России журналисты. Знают всё и обо всем. Недавно один сообщил городу и миру, что великий математик ХХ века И. М. Гельфанд — эмигрант и диссидент. Тем он читателям и интересен. Это всё, что публика должна о нем знать. Ученый с широчайшим научным видением, интенсивнейшим образом работавший две трети века, автор многих сотен статей и десятков книг. Про которого А. Н. Колмогоров как-то сказал: «Когда я говорю с ним, я ощущаю присутствие высшего разума». Вырастивший такое количество выдающихся учеников, что никаких пальцев не хватит сосчитать. Покойный академик Д. П. Костомаров рассказывал мне, как студенты его группы (послевоенного физфака МГУ) узнали, что Гельфанд на мехмате читает курс линейной алгебры и быстренько пошли слушать. Кроме Костомарова, из группы еще двое стали академиками...

Диссидентство Гельфанда состояло в том, что ему случалось заботиться о других? Когда-то он привел учиться будущего академика Н. Н. Моисеева, которому поступить на мехмат мешало дворянское происхождение (да еще и отец репрессирован и погиб в Бутырской тюрьме).

Когда пошла славная борьба с космополитизмом (не без участия тогдашних журналистов), Гельфанд своему русскому аспиранту посоветовал сменить научного руководителя — как бы дурных последствий для него не вышло, — на что аспирант отвечал: «Нет, лучше я уж как-нибудь под вашим руководством останусь». Про эту короткую беседу мне этот тогдашний аспирант — профессор А. А. Абрамов — как-то после семинара Гельфанда рассказал. После защиты он 70 (!) лет проработал в ВЦ Академии наук, столь ненавистной некоторым журналистам. И почти столько же преподавал на Физтехе.

Понятно, что для нашего журналиста-«государственника» Т. Д. Лысенко социально ближе, чем какие-то «продажные генетики» Н. В. Тимофеев-Ресовский или И. А. Рапопорт. А вот академики — физики и примкнувшие к ним профессора и доценты — в 1955 году написали «письмо трехсот» — требовали убрать Лысенко. Конечно, диссиденты. Один Ландау чего стоит...

Гельфанд заступился за А. С. Есенина-Вольпина, когда благодетельные власти определили того в психушку. Оккупацию Чехословакии в 1968 году не одобрил. Есть за что журналисту ненавидеть математика.

Академик Гельфанд за свою жизнь расплатился со страной и человечеством стократно и своими работами, и своим преподаванием. Боюсь, что у журналиста этот баланс отрицательный. Это очень понятный повод для зависти и ненависти.

Прошелся журналист и по академику В. А. Васильеву. Дескать, единственный академик, который был под судом. Тут журналист несколько ошибся в счете. Не учтены им академики Н. И. Вавилов, Н. И. Конрад, А. И. Берг (Берг потом вспоминал, как его, когда военная нужда пришла, привезли из лагеря к Сталину и «произвели из контрреволюционеров в контр-адмиралы»), Королёв, Глушко, Лангемак, Клейменов, Туполев, Ландау, Бронштейн, математик Егоров, посол и академик Майский, астроном Нумеров, первый руководитель советской гидрометеослужбы Вангенгейм... Это я так, имена по памяти пишу.

Борцы с нынешней эпидемией, в кратчайшие сроки создавшие вакцину и в самом буквальном смысле сегодня спасающие граждан РФ, — ученики учеников Л. А. Зильбера и М. П. Чумакова. К сведению: Зильбер сидел подолгу трижды и имел шанс сесть в четвертый раз. Чумаков (участник экспедиции Зильбера, которая выяснила то, что теперь знают дети, а тогда не знал никто: переносчиком энцефалита является клещ — Чумаков вернулся из этой экспедиции инвалидом) отделался снятием с должности за отказ потрафить начальству: учесть веление времени и уволить из своего института евреев.

Еще до истории с энцефалитом Зильбер с другим отрядом остановил эпидемию чумы. Сразу после этого получил вместо наград донос и первый лагерь. Пустяки, не правда ли? Оказавшийся в ГУЛАГе в третий раз Зильбер придумал, как можно из ягеля делать препараты, лечащие пеллагру. Спас тысячи зеков. Сумел, как и на воле, организовать курсы повышения квалификации для лагерных врачей. Но разве это важно для «государственника»?

На суде многажды битый на допросах Зильбер заявил: «Когда-нибудь кони будут смеяться над вашим приговором». Та же участь ожидает и приговор академику Васильеву. Я тогда не поленился потратить полдня на это трагикомическое действо. Он — президент Московского математического общества. Я — член этого старого общества. Как было не пойти? И когда кони смогут начать ржать, я тоже выскажусь.

Напоследок — история с совсем простой моралью. Вскоре после возвращения домой из третьей ходки Зильберу позвонили. Полковник — начальник той шарашки, в которой Зильбер оказался после лагеря, уже не топал ногами и не угрожал сгноить врага народа. Прислал машину. Просил профессора посмотреть его жену по поводу онкологии. Ну что же — клятва Гиппократа — поехал.

Так что, господа хорошие, когда очередной раз будете хаять настоящих ученых, живых и мертвых, подумайте, кто вас кормить да спасать будет, когда припрет.