Любовь цвета мха

Аннотацию к небольшой книге про мхи написала актриса Натали Портман. В моей небольшой коллекции экзотических аннотаций она занимает почетное второе место. Экстравагантнее только аннотация от Далай-ламы к скучной книге Дж. Бэлкомба «Что знает рыба».

Мнение Натали Портман в равной степени короткое и бессмысленное: «„Жизнь в пограничном слое“ — удивительная книга, предлагающая необычный взгляд на мир природы». Собственно, всё. О чем угодно можно так сказать.

Впрочем, давно не секрет, что большинство аннотаций пустые, глупые и стали чем-то вроде бутафорных орденов на мундире (к Далай-ламе это не относится). Даже если они не сильно врут, толку от них мало.

В данном случае это обидно. Книга про мхи вполне заслуживает другой аннотации, самого высокого уровня. Например, Николай Васильевич Гоголь написал бы хорошую.

Ее автор Робин Киммерер — профессиональный ботаник, положившая жизнь на изучение мхов, что само по себе восхитительно. Впрочем, ее книга не совсем про мхи, как и толстовская «Война и мир» — не про войну двенадцатого года. Киммерер пишет сразу про мхи, жизнь и про себя. Мхи здесь играют роль приманки, фона и экзотической приправы.

Что такое мох? Для людей это нечто бесполезное и вместе с тем красивое. Мхи почти никогда и никак не использовали (в древности из них делали подгузники и прокладки), он не привлекает особого внимания и вечно воспринимается как декорации. «Мхи как обои леса, фон для фотографий деревьев», — цитирует автор расхожее мнение.

Они просты и примитивны, их даже описывают апофатически — через то, чего у них нет, а нет у них почти ничего: нет цветов, плодов, семян и даже корней. Есть только рудиментарные стебли и листики.

Мхи — образчик минимализма. Причем очень успешного минимализма: сейчас на планете живет 22 тысячи видов мхов, которые заселяют пространство, неудобное другим растениям. Они растут внутри трещин на асфальте, на коре дуба, на спинках жуков, облепляют чаши фонтанов и, поверьте, будут расти на буквах наших надгробий.

Мхи заселяют влажную среду, которая не годится для высших растений. Мхи покрывают скалы и камни, растут в бедной почве болот. Порой их можно встретить совсем в неожиданных местах, например, на обуви, которую для шалости забрасывают на деревья и провода. Киммерер пишет: «Я часто ходила мимо общежития Орегонского университета, рядом с которым стояло дерево, увешанное кроссовками. Время от времени какой-нибудь шнурок сгнивал, и в дерева падал предмет обуви, весь покрытый мхом». Фото с сайта flickr.com/photos/williamdhopkins

Они во многом странные и загадочные. Их существование полностью зависит от дождей, потому что без корней нельзя впитывать воду из почвы. И мхи нашли отличное решение: они на десятилетия впадают в анабиоз, высыхают, не подают признаков жизни, пока не прольется дождь — тогда они оживают.

Автор неторопливо и ненавязчиво рассказывает про биологию и экологию мхов, про особенности их изучения — например, про опыты над слизнями и бурундуками, которые перетаскивают зародыши мхов по веткам. При желании это может написать любой толковый ботаник.

Ценность книги в другом. Через мхи Киммерер рассказывает про мир, вернее — описывает свое понимание мира, к которому пришла, изучая как раз-таки мхи.

Она сравнивает мхи с детьми, женщинами, в целом с человечеством. Получилась минорная и бесконечно доброжелательная поэма, где тема мхов чередуется с темами человеческих рождений, встреч, расставаний и смерти.

Автор здесь словно моховой Мидас: к чему ни прикасается, всё превращается в мох. Точнее, наоборот: сам мох постоянно превращается под ее взглядом в нечто большее. Киммерер называет это «очками цвета мха». Известная история: когда что-то обожаешь, оно мерещится повсюду. А если обожаешь всерьез, своей страстью заражаешь.

Две лучшие истории в книге — про джунгли и про богатого человека.

Первая вполне традиционная для научно-популярной литературы, но хороша живыми описаниями. Киммерер сравнивает дождевой лес с зарослями мха. Глава так и называется: «В лесу, где живут тихоходки». Она пишет, что обычный мох кишит жизнью не менее разнообразной, богатой и прекрасной, что тропический лес. В горсти мха весом в один грамм и размером с кекс — 150 тысяч простейших, 132 тысячи тихоходок, четыреста клещей, двести личинок мух — и это далеко не полный список. Как и дождевые леса, мхи — подлинный очаг эволюции или, словами автора, «среда, перенасыщенная жизнью».

Но Киммерер справедливо не любит голых цифр. Лучше не сыпать нулями, а взять и взглянуть на мох через лупу...

В джунглях снуют попугаи, всё вокруг красочное и яркое, «как ящик с красками». Мох тоже заполнен пестрыми и сверкающими существами. Ползут круглые и блестящие клещи красного цвета. Прячутся в тени веточек ложноскорпионы. Снуют хищные жужелицы, а гигантские по меркам крошечного мира хищные личинки «покоятся на ветвях, словно змеи».

Чтобы выжить, многие животные во мхах и джунглях стараются стать незаметными. В панцире крошечного долгоносика есть углубления, где растет крошечный мох, и долгоносик напоминает кочку. Так делают и ленивцы, которые целиком обросли водорослями.

Вторая история — «Владелец». Это даже не рассказ, а притча.

Однажды Киммерер предложили помочь оформить сад мхами. Сад располагался в очень дорогом особняке, а его владелец (кто он, Киммерер так и не узнала) был баснословно богат и столь же капризен. В сад из разных мест перевозили целые деревья, чтобы владелец услаждал глаза уже готовым красивым пейзажем. Садовник объяснил, что ему пришлось арендовать самую большую в мире машину для пересадки деревьев, а ради красивых деревьев покупать участки земли и выкапывать понравившиеся владельцу деревья.

И вот владелец захотел, чтобы стены зданий были покрыты мхами, словно старинные английские ограды.

Киммерер пришлось расстроить садовника и сказать, что это невозможно: мох не может просто так покрыть стену, на это уходят годы: надо, чтобы вначале поверхность обработали ветер и вода, протравили кислоты лишайников. Нельзя просто взять и приклеить мох к стене.

Дав необязательные и сомнительные рекомендации, Киммерер уехала.

Через год ее снова пригласили. Оказалось, владелец особняка начал взрывать соседнюю скалу с красивыми мхами и увозил глыбы в сад как украшение. Из Италии он выписал взрывников для деликатного разбора моховой скалы. С моховыми глыбами обращались как с младенцами: старались не трогать лишний раз, оборачивали влажными мешковинами, поливали водой. Но ничего не получалось, мхи увядали на новом месте, из ярко-зеленых становились желтыми. Извлечение каждой глыбы обходилось в сказочные деньги, а толку никакого.

Киммерер увидела в этом справедливость. Впрочем, конец истории прочитайте в книге сами, он того стоит.

Книгу Киммерер сложно отнести к какому-то конкретному отделу литературы (в магазинах ее ставят на полки с биологией). Она несколько напоминает бестселлер немецкого лесника Петера Вольлебена «Тайная жизнь деревьев». Но всё же другая. Вольлебен скорее натуралист, Киммерер больше писатель.

Триста лет назад прекрасный китайский поэт и писатель Юань Мэй высказал хорошую, хотя и тривиальную мысль: литература важна в первую очередь непреходящими и чисто художественными ценностями. Ее назначение — делать читателя богаче, играя на струнах его эмоций, или, если угодно, души.

Книга Киммерер вполне подходит под это определение. И не вполне понятно, кому именно ее посоветовать.

Пожалуй, всем.