Понять эмоции животных

Франс де Вааль — замечательный современный приматолог и не менее замечательный популяризатор науки. В последние годы его больше всего интересуют эволюционные истоки человеческой психики. В своих работах он как бы раскрывает тезис Дарвина: «Умственные способности высших животных не отличаются по роду, хотя весьма отличаются по степени, от соответствующих способностей человека» [1, с. 590]. Заглавие новой книги, посвященной эмоциям, — «Последнее объятие Мамы» — может ввести в заблуждение неискушенного читателя: «Мама» в данном случае имя собственное, так звали главную самку колонии шимпанзе в зоопарке нидерландского города Бюргерса. В 59 лет Мама заболела. Она уже явно была на пороге смерти, когда к ней в клетку вошел профессор Ян ван Хофф, работавший с ней на протяжении 40 лет. Вообще-то так делать нельзя, потому что шимпанзе сильные и непредсказуемые животные. Но Мама была очень слаба и, выйдя при появлении старого ученого из забытья, проявила неподдельную радость — расплылась в широкой ухмылке и обняла его. Эта последняя встреча седовласого профессора и умирающей обезьяны была снята на видео и впоследствии показана по голландскому телевидению. Трогательная сцена произвела потрясающее впечатление на зрителей, многие из которых плакали. Через несколько недель Мамы не стало.

Предчувствовала ли Мама свою смерть? Де Вааль думает, что вряд ли, наблюдение над одним практически парализованным и страшно исхудавшим шимпанзе показали, что он совершенно не осознавал тяжесть своего состояния. Большинство современных этологов считает, что у животных нет понятия смерти, но зато они могут тяжело переживать потерю близкого, детеныша или члена своей социальной группы. Горе, которое испытывают высшие человекообразные обезьяны при утрате, вернее, его внешние проявления, хорошо задокументированы. Но отнюдь не только антропоиды с их выдающимися на фоне других животных умственными способностями умеют скорбеть. Возвращаясь к Дарвину, вспомним его собачку по имени Полли, которая не смогла пережить смерть любимого хозяина. Впрочем, о собаках, которые горюют при потере хозяина или другого близкого существа, все знают из литературы и художественных фильмов, а некоторые — и по личному опыту. А как это происходит в дикой природе? Блестяще описал прощание волков со своим старейшиной Ясон Бадридзе, который был тому свидетелем: «Вой был жуткий. <...> Поняв, что это Нестор, все мы ринулись домой. Увидев нас, он с трудом сел, поднял голову и снова начал выть. Ему начали вторить остальные. Вой был полон ужаса, невероятной тоски и в то же время непреодолимого желания остаться всем вместе. Вой прекратился как по команде. Нестор с трудом встал и медленно вошел в чащу. Он навсегда растворился в ней. Все мы в оцепенении смотрели ему вслед. Вокруг мертвая тишина. Прошло около пяти минут, и вдруг воздух взорвался оглушительным воем. Это был апофеоз скорби. Он длился очень долго. В течение последующих трех недель волки время от времени подходили к излюбленному возвышению Нестора, обнюхивали его и начинали выть» [2].

Яркие эмоции, которые проявляют звери, не менее ярко отражаются в сердцах людей... А ведь были времена, когда ученые отрицали всякую возможность того, что животные что-то чувствуют, совершенно забыв классическую работу Ч. Дарвина об эмоциях [3]. В прошлом веке бихевиористы, последователи Б. Скиннера¹, рассматривали животное как черный ящик²: стимул на входе, реакция на выходе — и все. Живой робот (впрочем, сейчас и роботам пытаются придать некоторое подобие эмоций). Де Ваалю пришлось долго и упорно бороться с последователями Скиннера, не только пробиваясь через стену непонимания, но и сталкиваясь с упорным отрицанием его результатов. Впрочем, и классики этологии, наблюдая проявления эмоций у подопытных животных, нередко выносили их за скобки — они как-то не вписывались в их концепции.

А как дело обстояло в то время у нас, когда господствовала павловская теория условных рефлексов? Впрочем, именем действительно великого физиолога И. П. Павлова тогда спекулировали некоторые его ученики, провозгласившие условнорефлекторную теорию догмой после печально знаменитых «Павловских сессий» 1950 и 1951 гг., на которых произошел фактически разгром «инакомыслящих».

Чуть ли не все детство я провела в московском зоопарке, в КЮБЗе (кружке юных биологов зоопарка), среди зверей, и мне даже в голову не приходило, что кто-то может думать, что у них нет эмоций. Но в студенческие годы, а я училась на кафедре высшей нервной деятельности биофака МГУ, я очень боялась, что мне не разрешат делать дипломную работу в лаборатории физиологии эмоций в академическом Институте высшей нервной деятельности и нейрофизиологии, который возглавлял тогда «верный павловец» Э. А. Асратян (1903–1981). До сих пор не могу понять, каким чудом эта лаборатория там появилась. Ее организовал молодой доктор наук П. В. Симонов (1926–2002); пройдут многие годы, прежде чем он станет директором этого института и академиком-секретарем отделения физиологии АН СССР. Это был ученый с нестандартным мышлением и вообще человек незаурядный. Созданная им информационная теория эмоций многое объясняла, но, конечно, как и все ныне существующие на этот счет теории, была неполной. Тем не менее, это была довольно удачная попытка объяснить биологический смысл эмоций, которые изучали в его лаборатории не только на людях (на людях как раз меньше всего), но и на крысах, и на собаках.

Впрочем, западные ученые всегда были мало знакомы с достижениями нашей отечественной науки по весьма объективным причинам, и из-за искусственных препон времен холодной войны, и из-за языкового барьера. И именно де Вааль внес огромный вклад в преодоление этого, пусть и не железного, занавеса — благодаря его усилиям и под его редакцией впервые на английском языке полностью был издан классический труд Н. Н. Ладыгиной-Котс³ «Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях» [4].

По де Ваалю, эмоции побуждают животное совершать то или иное действие на неосознанном уровне, а чувства — это уже осознанные эмоции. Он считает, что неправильно делить эмоции на базовые и второстепенные. По его мнению, все основные эмоции существуют в обязательном порядке не только у человека, но и у высших животных, недаром их нейрологическая основа — древняя кора. Впрочем, автор не стал много рассуждать ни о мозговом субстрате эмоций, ни о связанных с ними гормонами, а сделал упор на том, что ему наиболее близко как этологу, чей основной метод исследования поведения животных — наблюдение: на выражении эмоций в мимике и жестах. У социальных существ, к которым относятся почти все приматы и очень многие другие представители класса млекопитающих, эти внешние проявления эмоций играют огромную роль в коммуникации.

Когда читаешь любое произведение Франса де Вааля, так и хочется соотнести его положения с собственным опытом. Например, долгие годы работая с крысами, я научилась их понимать на интуитивном уровне, некоторые из них перешли из лабораторных подопытных на положение домашних любимцев, но я никогда не задумывалась об их мимике. А оказывается, у грызунов есть тончайшие механизмы выражения эмоций на «лице», но мы их не замечаем, потому что наши глаза не приспособлены для фиксации таких мельчайших деталей. Иногда хочется возразить автору: например, разве гордость — это эмоция? А потом вспоминаешь рассказ моего друга-биолога о его замечательном псе по имени Волк. Однажды, услышав отчаянный визг щенка, которого схватил филин, он в три невероятных прыжка настиг птицу, в полете схватил ее за хвост, выдрал почти все перья и спас свою крошку, а потом целый день ходил, гордо подняв голову, как бы раздувшись от сознания собственного величия. Да, наверное, де Вааль прав, гордыня — эмоция, свойственная как людям, так и братьям нашим меньшим. С чем-то хочется поспорить. Например, понятие о справедливости — неужели это эмоция? Да, не только у нас, людей, но у некоторых приматов оно есть: об экспериментах де Вааля и Сары Броснан с бурыми капуцинами многие читали [5], а видеоролик с разъяренной обезьяной, которая бросает в ученых жалкий кусок огурца, потому что сосед рядом получил за такую же работу сочную виноградину, просмотрело 2 млн человек. Неужели и у чувства справедливости эволюционные корни?

Но больше всего меня заинтересовали главы об эмпатии и альтруизме. Под эмпатией подразумевается понимание эмоционального состояния другого человека посредством сопереживания, проникновения в его субъективный внутренний мир.

Эмпатия — непременное условие успешной психотерапии; какой бы метод не применял психотерапевт, лечение не будет успешным, если врач не «вчувствуется» в состояние пациента. Кроме того, есть прием ролевой терапии, который называется «зеркало». Он заключается в том, что два человека, обычно мужчина и женщина, становятся друг напротив друга, один из участников совершает какие-то осмысленные движения, например, мужчина умывается, бреется, одевается (актерский этюд по Михаилу Чехову), а второй как можно точнее копирует его действия. Потом участники меняются ролями. В результате партнеры начинают лучше понимать друг друга, особенно если речь идет о супружеских конфликтах, но как и почему происходит прогресс в их отношениях, непонятно. Мне всегда было интересно, как именно возникает такой эффект, но я занималась психотерапией очень давно, задолго до того, как итальянский нейробиолог Джакомо Риццолатти в 1992 г. открыл зеркальные нейроны [6]. Это был настоящий прорыв в нейробиологии и психологии.

В основе эмпатии лежат зеркальные нейроны, вернее, целая система зеркальных нейронов, благодаря которым мы можем почувствовать, что ощущает другой человек, поставить себя на его место, «влезть в чужую шкуру», как пишет де Вааль. Это основа отношений в обществе. Но эмпатия есть не только у человека. Риццолатти нашел зеркальные нейроны в мозге макаков-резусов. Франс де Вааль — один из выдающихся современных ученых, которые развивают концепцию эмпатии, и в данной книге он приводит множество показательных примеров эмпатии у животных, более всего у приматов, как и следует приматологу.

Но далеко не только у приматов существуют эмпатия и зеркальные системы. Многим собачникам знакомо, как их питомцы реагируют на выражение горя у хозяев, на плач и слезы.

Я тут на днях обиделась на своего пса. Он сильно дернул поводок, я упала, разбила очки, а он, вместо того чтобы подойти, тянул меня по направлению к заинтересовавшему его запаху. Моя первая собачка Глаша, стервозная и кусачая, всегда меня утешала, когда со мной случались неприятности. Когда я пожаловалась на него подруге, та сказала: «А чего же ты хочешь? Глаша была сучка, а Джерри — кобель». Оказывается, обычное житейское наблюдение подкрепляется нейробиологическими исследованиями: у самок больше зеркальных нейронов, чем у самцов (разумеется, это касается и нашего вида) [7–11]. Гендерное неравенство существует изначально, оно коренится в материнской заботе. «Женщина, по-видимому, отличается от мужчины по своим психическим наклонностям, преимущественно по большей нежности и меньшему эгоизму», — писал Дарвин [1, с. 609]. Кстати, сам де Вааль часто ссылается на основоположника эволюционной теории.

От эмпатии можно плавно перейти к сочувствию (де Вааль настаивает: это разные феномены), а от сочувствия — к альтруизму. Хорошо, считает де Вааль, что концепция «эгоистичного гена» отошла в прошлое. Поведением управляют вовсе не «шкурные интересы», в основе и человеческого общества, и всех социальных животных — сотрудничество и взаимопомощь. Говоря об альтруизме, де Вааль не выделяет близкородственный альтруизм или реципрокный, которые в конечном счете выгодны для индивида, для него альтруизм — это поведение, само по себе бескорыстное, единственной наградой для альтруиста часто служит удовлетворение от того, что другому хорошо. Альтруизм нередко распространяется не только на членов своей группы, но и на чужих, и даже на животных другого вида — мы знаем множество случаев, когда киты отбивают тюленей от косаток, дельфины спасают утопающих и охраняют людей от акул и т.д. По словам автора, «Альтруизм активирует одну из древнейших и самых жизненно важных нервных сетей в головном мозге у млекопитающих, помогающую нам и заботиться о ближних, и выстраивать основы социальной взаимопомощи» (с. 154).

Франс де Вааль приводит примеры альтруизма в живой природе и описывает специально поставленные эксперименты. В частности, он описывает опыты И. Барталя с крысами (статья 2016 г.) [12]. К сожалению, он не знаком с блестяще поставленными экспериментами П. В. Симонова на беспородных крысах, которые были проведены намного раньше⁴. В этих опытах выявились группы «альтруистов», которые отказывались от пищевого подкрепления, чтобы избавить соседа от болезненного удара током, эгоистов, которые не обращали внимания на мучения товарища, и общей массы грызунов, которые выключали ток в соседней клетке, только побывав предварительно в роли жертвы. «Альтруисты», которых оказалось около 30%, отличались также высокой поисковой активностью, что очень полезно для популяции в целом.

Нередко животные рискуют собой, чтобы спасти того, кто нуждается в помощи. Например, шимпанзе Уошо, одна из первых «говорящих» обезьян (ее научили амслену), услышав вопль упавшей в воду незнакомой самки, перемахнула через двойную электрическую ограду, чтобы добраться до отчаянно барахтающейся утопающей, и вытащила ее, зайдя в скользкий ил у края рва; и это при том, что шимпанзе ненавидят воду. Так что же такое альтруизм? Эмоция или потребность? Де Вааль прямо не отвечает на этот вопрос, а вот Бадридзе, которого волки однажды с риском для жизни отбили от медведя, их заклятого врага, уверен, что это потребность. Как, впрочем, и любовь, но это уже по П. В. Симонову.

Еще пара слов о самой книге. Читается она на одном дыхании, как все у де Вааля, но надо особо отметить прекрасную работу переводчика (М. Десятова), редактора (В. Бологова) и научного консультанта (З. Зорина). Переводить труды Франса де Вааля нелегко, как из-за сложности терминологии, так и потому, что английский язык для него, родившегося и проведшего первую половину жизни в Нидерландах и только зрелым ученым переехавшего в США, все же не родной.

В заключение могу только сказать: читайте книги Франса де Вааля, получайте новые знания и одновременно — положительные эмоции! Помимо «Последнего объятия Мамы» на русском языке вышли «Истоки морали. В поисках человеческого у приматов» (2013), «Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?» (2017) и «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов» (2016).

Литература
1. Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор. Ред. Е. Н. Павловский. М., 1953.
2. Бадридзе Я. К. Все о волке: Что, как и почему. М., 2018.
3. Дарвин Ч. О выражении эмоций у человека и животных. СПб, 2013.
4. Ladygina-Kohts N. N. Infant Chimpanzee and Human Child: A Classic 1935 Comparative Study of Ape Emotions and Intelligence. Frans B. M. de Waal (ed.). Boris Vekker (trans.). Oxford; N.Y., 2002.
5. Brosnan S., de Waal F. Fair refusal by capuchin monkeys // Nature. 2004; 428: 140. DOI: 10.1038/428140b.
6. Риццолатти Д., Синигалья К. Зеркала в мозге: О механизмах совместного действия и сопереживания. Пер. с англ. О. А. Кураковой, М. В. Фаликман. М., 2012.
7. Cheng Y. W., Tzeng O. J., Decety J. et al. Gender differences in the human mirror system: a magnetoencephalography study // NeuroReport. 2006; 17(11): 1115–1119. DOI: 10.1097/01.wnr.0000223393.59328.21.
8. Cheng Y., Decety J., Lin C. P. et al. Sex differences in spinal excitability during observation of bipedal locomotion // NeuroReport. 2007; 18(9): 887–890. DOI: 10.1097/WNR.0b013e3280ebb486.
9. Yang C. Y., Decety J., Lee S. et al. Gender differences in the mu rhythm during empathy for pain: an electroencephalographic study // Brain Research. 2009; 1251: 176–84. DOI: 10.1016/j.brainres.2008.11.062.
10. Cheng Y., Lee P. L., Yang C. Y. et al. Gender differences in the mu rhythm of the human mirror-neuron system // PLOS ONE. 2008; 3(5): e2113. DOI: 10.1371/journal.pone.0002113.
11. Schulte-Rüther M., Markowitsch H. J., Shah N. J. et al. Gender differences in brain networks supporting empathy // NeuroImage. 2008; 42(1): 393–403. DOI: 10.1016/j.neuroimage.2008.04.180.
12. Ben-Ami Bartal I., Shan H. Z., Molasky N. M. R. et al. Anxiolytic Treatment Impairs Helping Behavior in Rats // Front. Psychol. 2016; 7: 850. DOI: 10.3389/fpsyg.2016.00850.

¹ Беррес Фредерик Скиннер (Burrhus Frederic Skinner; 1904–1990) — американский психолог, внесший значительный вклад в развитие и популяризацию бихевиоризма (от англ. behavior — ‘поведение’) — школы психологии, рассматривающей поведение человека и животных как результат предшествующих воздействий окружающей среды. — Здесь и далее примеч. ред.

² Имеется в виду ящик Скиннера (Skinner box) — лабораторный прибор для изучения поведения животных; используется для исследования принципов как оперантного научения (приобретение нового опыта и реализация его в поведении приводят к достижению определенной цели), так и классического (выработки условных рефлексов).

³ Надежда Николаевна Ладыгина-Котс (1889–1963) — отечественный зоопсихолог, приматолог и музеевед, соорганизатор Дарвиновского музея в Москве.

⁴ Подробнее см.: Симонов П. В. Нейробиология индивидуальности // Природа. 1997. № 3. С. 81–89.